|
В монастырь явился отец Шаши с намерением увести его домой. Он не впервые пытался воздействовать на сына. Шаши боялся таких сцен — он очень любил родителей. На этот раз он просто убежал в другую дверь и отцу пришлось удовлетвориться беседой с М. Отец Шаши. Всему причиной Нарен. Он тут всем заправляет. М. Здесь никто не заправляет. Они здесь все равны. Что мог Нарен сделать? Не мог же он заставить человека отречься от мира против его воли? Вот мы живем в миру — мы не сумели отказаться от наших семей, разве не так? Отец Шаши. Но ты избрал правильный образ жизни. Ты служишь и Богу и миру. Почему же другим не быть религиозными на твой лад? Мы именно этого и хотим от Шаши. Хотим, чтобы он жил дома. А сюда он мог бы просто приходить. Если бы кто знал, как мать убивается по нему! М. очень опечалился и ничего не сказал. Молодой человек по имени Рабиндра как-то ворвался в монастырь — с дикими глазами, в изодранной одежде, босиком. Он мчался босиком из самой Калькутты. Рамакришна тепло относился к Рабиндре, но говорил ему: «Тебе еще надо набраться опыта!» Сейчас Рабиндра узнал, что женщина, которую он любит, — проститутка. — Предательница, — повторял он, — я больше не вернусь в город. Я остаюсь с вами! Монахи посоветовали ему прийти в себя и сначала омыться в Ганге. Потом один из них повел его на гхат сожжения, посмотреть на мертвые тела и подумать о бренности жизни. Ту ночь Рабиндра провел в монастыре. Наутро он снова совершил омовение в Ганге. Когда он возвратился с реки в мокрой одежде, Нарен хитро шепнул М. на ухо: — Хорошо бы сразу же и посвятить его в санньяс! Сарада Прасанна сказал, что даст Рабиндре сухую одежду переодеться и вынес ему монашеское одеяние. — Вот он и надевает одежды отрешения от мира! — воскликнул Нарен. Однако санньясином Рабиндра так и не стал. Бывало, что Нарен вел разговоры, которые могли быть восприняты, как отрицание Бога, но после них он опять начинал петь религиозные гимны и проливать слезы. Монахи указывали ему на непоследовательность. Нарен только улыбался в ответ. М. описывает один из вечеров, когда ученики совместно читали житие Шри Чайтаньи. Должно быть, читавшему какое-то выражение показалось архаичным и напыщенным, ибо тон его изменился и сделался саркастическим. Нарен вырвал книгу из его рук и возмущенно выкрикнул: — Ты так губишь самое важное! И сам прочитал главу, в которой рассказывалось, как Чайтанья каждого одаривал любовью — от брахмина до последнего неприкасаемого. Один из учеников. А я говорю, что человек не может одарить другого любовью. — 243 —
|