|
результате духовность все больше и больше подчиняется интеллектуальной вере, внешним формам поведения и пустому ритуалу, высшие мотивы подчиняются низшим, единственное существенно важное - средствам, орудиям и случайностям. На смену начальной стихийной и мощной попытке одухотворить всю жизнь приходит жесткая система веры и этики, затронутая духовным чувством; но под конец даже этот спасительный элемент подавляется внешней структурой, которая из прибежища духовности превращается в ее гробницу. Церковь занимает место духа, а формальное подчинение ее учению, ритуалам и порядку становится общим требованием; духовную жизнь ведут лишь единицы в жестких рамках своего вероучения и религиозного закона. Большинство же отказывается даже от этих ограниченных усилий и довольствуется тем, что замещает стремление к более духовной жизни тщательным или небрежным исполнением религиозных предписаний. В конце концов выясняется, что дух в религии иссяк, подобно тонкому ручейку, затерявшемуся в песках; в лучшем случае лишь короткие случайные наводнения этого высохшего русла конвенций все еще не дают религиозному духу превратиться в далекое воспоминание, запечатленное в мертвых главах Времени. Претензия какого-то одного религиозного вероучения на универсальность и его самоутверждение в качестве высшего авторитета противоречат разносторонней человеческой природе и, по меньшей мере, одному существенному свойству Духа. Природа Духа есть широкая внутренняя свобода и всеобъемлющее единство, к которым может восходить каждый человек согласно собственной природе. К тому же (и это является еще одной причиной неизбежной неудачи) обычно эти догматические религии имеют тенденцию сосредоточиваться на загробной жизни и рассматривать преобразование земной жизни как дело второстепенное; эта тенденция усиливается по мере того, как все больше и больше слабеет первоначальная надежда на немедленное универсальное преобразование человечества. Поэтому, хотя приходу духовного века неизбежно будут предшествовать многочисленные новые духовные течения с присущими им сильными мотивами и дисциплиной, все же коллективный ум человечества и его духовных вождей должен придавать их амбициям второстепенное значение, памятуя, что все мотивы и дисциплины имеют свою ценность, но ни одна из них не обладает абсолютной и исключительной ценностью, поскольку все они являются средствами, а не той единственной вещью, которая подлежит осуществлению. Единственное, чему должно придаваться главенствующее значение, - это обращение всей жизни человеческого существа к водительству — 244 —
|