Беседы с Кришнамурти

Печаль из-за жалости к себе

Было прекрасное время года — стояла теплая весна. Солнце пригревало умеренно, поскольку лег­кий ветерок дул с севера, где горы покрыты бело­снежным покрывалом. Дерево возле дороги, еще не­делю назад голое, теперь покрыто молодыми зеле­ными листьями, которые блестели на солнце. Моло­дые листья выглядели очень хрупкими, нежными и маленькими в обширном пространстве ума, земли и синего неба. Все же за короткий промежуток вре­мени они, казалось, заполнили пространство всех мыслей. Ветерок рассеял лепестки по земле, среди которых сидели несколько детей. Это были дети шо­феров и других слуг. Они никогда не пойдут в шко­лу, навсегда оставшись бедняками на этой земле, но среди упавших лепестков около грязной дороги дети были частью земли. Они были напуганы, уви­дев незнакомца, сидящего с ними, и внезапно за­молчали. Прекратив играть с лепестками, они в те­чение нескольких секунд сидели неподвижно, как статуи. Но их глаза светились любопытством и дру­желюбием.

В маленьком, заброшенном саду у обочины цве­ло множество ярких цветов. Среди листьев дерева в

том саду в полдень ворона пряталась в тени от сол­нца. Ее тело опиралось на ветку, а перья прикрыва­ли когти. Она звала или отвечала другим воронам, и в течение десяти минут в ее карканье было пять или шесть различных звуков. В ее арсенале, по всей видимости, было намного больше звуков, но в дан­ный момент ее устроили эти несколько. Она была ярко-черной, с серой шеей, с необыкновенными гла­зами, которые никогда не были спокойными, с клю­вом твердым и острым. Она полностью расслаби­лась и в то же самое время оставалась полностью активной. Было удивительно, как ум полностью со­единился с той птицей. Он не наблюдал за ней, хотя рассматривал каждую деталь, сам он не был пти­цей, поскольку не было никакого отождествления с ней, он был с птицей, с ее глазами и острым клю­вом, как море с рыбой. Он был с птицей, и все же он проходил сквозь нее и вне ее. Острый, агрессивный и испуганный ум вороны был частью ума, который охватывал моря и время. Этот ум был обширным, безграничным, вне всякой меры, и все же он осоз­навал малейшее движение глаз той черной вороны среди новых, блестящих листьев. Он осознавал па­дающие лепестки, но не имел никакого центра вни­мания, никакой точки, от которой можно было бы следить. В отличие от пространства, которое всегда имеет в себе что-нибудь: частицу пыли, земли или небес, — он был полностью пуст и являясь пустым, мог следить без причины. У его внимания не было ни корня, ни ветвей. Вся энергия была в той пустой неподвижности. Это не была энергия, созданная с