Терапевт: Так когда-то собаку-лайку посылали в космос, вы знаете, на первых спутниках.(Лена улыбается). Вот и вас так же послали бы в космос в спутнике, и висите себе там. Папы нет, мамы нет. (Короткая пауза.) Это вам нравится? Лена (после короткой паузы): Пожалуй, да. И не знаю, захотела бы я спускаться. Терапевт (перебивает): Хорошо, а кто же все-таки вас любил в детстве? Кого вы любили в детстве? Ваши ощущения? Лена: Я собак очень любила. Это было единственное спасение. Терапевт: Я про лайку не случайно сказал. Лена: Причем, всегда в доме собак было много. Лето мы проводили у бабушки, в Подмосковье. В Москве собаки дома не было, но зато летом я отрывалась. Можно было залезть к собаке в конуру и сидеть там с ней.… Чувствовалось что-то большое и теплое рядом. Терапевт (откидывается на спинку стула): Скажите, а в детстве вы каким считались ребенком? Вы рано или поздно научились читать? Вы были как бы “дурочкой” или, наоборот, таким “смышленышем”? Лена: А вот с этим тоже очень интересно. Я действительно…... Терапевт (перебивает, говорит быстро): Или вы сначала были “дурочкой”, а потом “смышленышем”? Лена (кивает): С первого по третий класс…... Терапевт (перебивает): А до школы? Я говорю достаточно резко и быстро, так как хочу разбить ее бесконечный и монотонный монолог на какие-то фрагменты, на отдельные реакции, ввести в него какие-то переключения. Я хочу вызвать ее из состояния бормотания на диалог между разными частями, на диалог между папой и мамой, диалог между ней и взрослыми, диалог между ней и детьми, диалог между самой собой — вместо единообразного бормотания вызвать двучленную реакцию. И в этом состоит интервенция. Лена: До школы.… А до школы меня пихали в детский сад, где я стояла у калитки целый день и ждала, когда же будет шесть часов, и за мной придут. Я даже не помню…... Терапевт: Вы были таким потерянным человеком, потерянным ребенком. Лена: Да. Терапевт: В детском саду плохо…... Лена: И дома не очень хорошо. Но зато дома есть уголок, куда можно уйти, а в детском саду этого нет. Она проигрывает мотивы бесплодности. Говорит: мне кажется, что меня вообще нет, меня потеряли в детстве, стояла у калитки совсем одна... Бесплодность сквозит и в том, что она говорит о родителях. Она их описывает так, будто ничего про это не помнит. Привязанностей никаких не чувствуется. Любил папа? Да, вроде бы любил. А мама любила? Вроде бы не любила. ... Если говорить об этом дальше, то у нее могут возникнуть и соматические проблемы, связанные с пустотой, сосанием под ложечкой. — 174 —
|