— Ваша империя — старая служанка, привыкшая к тому, что ее все насилуют… Вы торгуетесь здесь со мной, а забываете, что окружены моими гренадерами! Для пущего эффекта Наполеон вдребезги разнес великолепный фарфоровый сервиз. Кстати, подаренный этому австрийцу Екатериной Великой. — Так я разобью вашу империю! — Припечатал он на прощание и вышел вон, хлопнув дверью. Дипломат ошалел настолько, что предпочел больше не спорить. Мир был подписан на тех условиях, которые предлагал Наполеон. Австриец потом «отмазывался», рассказывая, что Наполеон был невменяем по причине, говоря милицейским языком, сильного алкогольного опьянения. Мол, во время переговоров он пил, как лошадь. Стакан за стаканом хлестал пунш. Только заметим, что, во-первых, Наполеон практически не пьянел от выпивки. Во-вторых, он вообще не был замечен в злоупотреблении спиртным. Да и не в его обычае было решать серьезные дела в пьяном виде. Это вам не граждане, похожие на первого российского президента… Сцена гнева была хорошо рассчитанным приемом, призванным полностью деморализовать противника. И Наполеон применял его потом множество раз. Но, может, он и в самом деле был подвержен приступам бешенства? Как Гитлер, который, кроме «постановочных» истерик, часто впадал и в настоящие? Это сомнительно — потому, что Наполеон как-то очень быстро от своих приступов отходил. И, что самое главное, они всегда были к месту. Да, Бонапарт впадал иногда в настоящую ярость. Но тогда он не орал и не бил сервизы. Последствия бывали куда серьезнее. В результате одного из таких приступов чуть не взлетел на воздух московский Кремль. Многие современники Наполеона так и не поняли, что его шумные вспышки гнева — хорошая игра. А вот Александр I, сам блестящий дипломат, сразу это «просек». На него таким образом давить не вышло. 5. И с победой возвращалисьВозвращение Наполеона во Францию превратилось в триумфальное шествие. Восторженные толпы приветствовали его на всем пути до Парижа. Песни, цветы, торжественные процессии, напыщенные речи… В общем, «кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали». В Париже продолжилось то же самое. Наполеон был героем дня, звездой первой величины. Все мечтали с ним познакомиться, все хотели выказать ему свое внимание. Именно тогда он получил награду, которую до конца своих дней считал самой дорогой в жизни. 25 декабря Национальный Институт — французский аналог нашей Академии наук — избрал его в число «бессмертных». В переводе на современные понятия — присвоил ему звание академика. Впрочем, сказать так — не совсем точно. Награда, которой почтили Наполеона ученые, была куда выше. Во французском Национальном Институте того времени не существовало «почетных академиков», к тому же число «бессмертных» было строго фиксированным. Тогдашняя научная элита держала голову очень высоко, ученые и в самом деле полагали себя эдакими небожителями. Кого попало в свои ряды они не принимали. И вот теперь… Наполеон был искренне растроган этим выбором ученых. Он писал в благодарственном письме: «Голосование выдающихся ученых, составляющих Институт, оказало мне честь. Я сознаю, что раньше, чем стану равным им, мне еще долго придется быть их учеником». — 47 —
|