Существует так называемая «беговая дорожка» эвфемизмов, при котором каждый новый как бы «пропитывается» негативным смыслом явления, к которому относится, а поэтому необходимо придумывать следующий эвфемизм ему на замену. «Сбор» мусора становится «санитарными работами», что затем трансформируется в «экологические услуги». «Туалет» становится «ванной» (будто бы там моются), а затем превращается в «комнату отдыха» (будто бы там можно вздремнуть). «Трущобы» превращаются в «гетто», а затем – во «внутренний город», а слово «гетто» теперь используется для обозначения культуры чернокожих американцев («Он такой типичный гетто»). Мы словно убегаем от негативных коннотаций слов, но ассоциация с отрицательным значением скоро восстанавливается и нам приходится убегать снова. Каждый из нас смог бы вспомнить пару примеров. Во время моей молодости слово «неполноценный» постепенно стали заменять фразой «умственно отсталый», а теперь это уже человек «с особенностями психофизического развития». «Школьный охранник» трансформировался в «школьного агента по безопасности», а на днях я слышал, как один телефонный оператор назвал себя «информационным ассистентом». Не знаю, какую выгоду он от этого получил, но заметьте, что эвфемизм обычно длиннее, чем изначальное слово или фраза, а с точки зрения эффективности речи это весьма затратно. В основе подмены эвфемизмов лежат несколько важных аспектов. Один из них – то, что изменяются слова, но не концепт, лежащий в основе фразы (см. главу 13 о культурной антропологии). Это также означает, что мы должны иметь чувствительность к происходящим изменениям смысла – иначе зачем их проводить? Но любое изменение всегда временно. Подмена эвфемизмов также означает, что мы ищем возможности уменьшить психологическое напряжение по поводу некоторых щекотливых вопросов: расовых, сексуальных предубеждений и тому подобного. Иногда мы не просто «убегаем» от негативных смыслов. Да, по-испански «negro» означает всего лишь цвет – «черный», но это слово слишком близко по звучанию к оскорбительному «nigrah». Зачастую в качестве протеста угнетаемые группы людей используют для самоназывания такие слова, которые усиливают коннотационный эффект. «Черный» выбирается не для того, чтобы достичь равенства с «белым», а чтобы вызвать у расистов их самые страшные ассоциации: «черные», получившие свободу, – это «Черные пантеры», их не видно во тьме ночи, за исключением их сияющих желтых глаз. Поэтому во время революционных изменений среди людей происходят призывы к расовой солидарности: «Все мы „черные“ братья и сестры». — 117 —
|