|
Столб с глазами, упомянутый в мифе, есть не что иное, как символ держателя жизненной силы, предстающей у многих народов Севера и Сибири в виде глаза. Например, у нганасан зародыш, исток жизни обозначается как «сейме» — «глаза». Сейме рожает Земля-Мать и вкладывает их в чрево людям и животным: «Моу-Нямы — Земля-Мать много глаз в себе носит. Как баба ли. олень ли, собака ли пустая будет — им в брюхо кладет. Песцам кладет, волкам, оленям, бабам всем, рыбам, гусям, имеющим горло дямада,— всем кладет...» Символ глаза, как известно, имеет и Солнце. У древних грузин богиня солнца Барбар-Бар- бол была еще и владычицей всех инфекционных болезней. Во время эпидемий в честь Барбар-Барбол устраивался особый ритуал. Девушки и юноши, одетые в белое и красное, носились в танце вокруг больного, окропляя его настоем роз и фиалок, воспевая гимны и возжигая ореховое масло. Нганасаны Таймыра также обозначали глазом не только эмбрион и Зем- лю-Мать, но и Солнце как источник жизненного тепла: «Вот мамка глаз оказалась видом как маленькая девочка. 11а лбу у ней оказалось солнце, на груди семь месяцев»[24]. Моу-Нямы, раздававшая жизнь-глаза всем своим детям, содержала внутри себя и чумы различных болезнетворных духов. Экстатически погружаясь в ее чрево во время камлания, шаманы находили эти жилища и спрашивали духов, не возьмут ли те откуп. Один из последних признанных нганасанских шаманов Иван Горнок на камлании во время возведения «чистого чума» так описал процесс испрошения о жертве: «...Вот наши люди теперь болеют, к этой немощи в гости пришли. Он не сидел здесь на земле, он сидел на середине дальнего шеста нового чума. Мы сказали немощи: “Какой тебе подарок нужен?” Он говорит: “Мне особенного подарка не нужно. Ведь я только работник. У меня есть хозяин. Хозяин посылал меня смотреть землю: “Есть там люди или нет, посмотри. Как только найдешь людей, пятнай их»,— так говорил хозяин.— Если впереди меня голодная немощь придет, наверное, всю землю опустошать станет, мне пая не оставит. И вот, сколько людей не найдешь до прихода голодной немощи, пятнай тело, пятнай ухо. Когда голодная немощь придет, пятнанных брать не станет... Вот я думаю в этом чуме жить. Вот когда ты перестанешь камлать, нюки[25] снимешь, тогда, наверное, с четырех сторон четыре ветра дуть станут. Как я тогда спать стану? Ветры, наверное, дуть станут. Если очень мне хочешь дать подарок, я тебе посоветую, какой подарок дать,— русский ситец. Им ты обмотай чу м, когда нюки снимешь. Тогда четыре ветра дуть не станут. Смотри, у меня парки-то нет. Когда куском ситца чум обматывать станешь, на моем теле эта заплатка как бы паркой будет. Вот больше мне подарка не нужно. Если так сделаешь, ни одного человека не возьмешь, пусть все заболевают, всех оставим живыми.— Вот, бабушка. только не делай ничего худого людям моей стороны”. На это бабушка отвечает: “...Вот если бы ты ко мне пришел лечить больного, я бы тебе шею свернула. Вот если бы ты лечил больного, я сердитой была бы. Я думала, что бубен зарычал ради больного, нынче ты новый чум справляешь, свою веру выполняешь, этим ты мне не мешаешь. Оттого мои слова мирные. Вот ты долго стоял здесь, теперь следуй своей дорогой”». — 70 —
|