— Принимаю. — Чего? — Правила общества. — Это какие такие правила общества? — А такие, что все люди должны быть скромными, работящими, стулья дома необходимо ремонтировать да гостей на них усаживать, а сорняки — вырывать! — И что ты чувствуешь? — Давление изнутри, какие-то ограничения в действиях. Ощущение, что у меня руки и ноги связанные. — И что ты решил? — Обидеться на маму и папу, отомстить им и избавиться от правил. — Так. А как навязываются проблемы мира? — Не знаю. — Папа смотрит новости по телевизору, а там показывают перестрелку в Бейруте, и он говорит: «Вот те на! Такие-сякие — сами устроили разгром, а обвинили Бейрут». Или такое — правительство снова подняло налоги, и отец говорит: «У-у-у, такой-сякой, я тебя выбирал не ради того, чтобы ты меня душил налогами, и так денег даже на еду не хватает!» Я удивленно смотрю на тетю Наилю и спрашиваю: — И что? — И что ты сделал? — Принял, что американцы, такие-сякие, разгромили Бейрут и его же, бедного, обвинили. Что правительство выбирать нельзя, оно налоги подымает, и нам жрать нечего. — И что при этом решил? — Встать на защиту Бейрута и выступить против правительства. — А что чувствовал? — Обиду на весь мир. — Так, а как мама и папа возлагают на тебя всю ответственность за всех? — Не знаю. — Опять все очень просто. Папа смотрит фильм по телевизору и говорит: «Вот сынок, я хочу, чтобы ты был похож на этого героя, он всегда приходит всем на помощь». Или: «Сынок, я хочу, чтобы ты продолжил мое дело — я борюсь за справедливость». И что делаешь ты? — Я принимаю решение папы, быть похожим на этого героя и всегда помогать людям, быть борцом за справедливость. — Что ты при этом чувствуешь? — Бездну неизвестности, которая всасывает меня все глубже и глубже. — А бездна — это что? — Не знаю. — Это справедливость? — Да-а-а. — Так все главное, что тебе предлагается, необходимо принять и пропустить через себя, чтобы познать мир? — Да, точно так. — 30 —
|