На следующее утро, как только рассвело, я сидел на крутом берегу пруда и думал о жизни. Тут ко мне подошла баба Гуля и спрашивает: — Сынок, о чем печалишься, как красна девица перед замужеством? — Да вот, не могу понять, почему така дурна у меня жизнь. — А чем она дурна, что ты так отчаялся своей жизни? — Да нет радости жизни, все песни поют, а мне выть охота. Все пляшут да хороводы водят, а меня ноги не несут. У всех душа поет, а у меня воет. Парни силушкой меряются, а мне их побить охота. Чувствую, что что-то со мной не ладно, но ничего поделать не могу, словно я не вольный себе, опутан цепями булатными да прикован к окраине праздника. Солнышко вон выходит, а я ему не рад. Да поспать бы, а я глаз не чую, словно вместо глаз — фонари, вот только переключатель найти не могу. Вот и сижу, думаю, как я до такой жизни докатился, да за что мне такая участь? — Бедняжка, сынок, бедняжка! Весь измучался из-за ничего. — Как из-за ничего!? Мне очень грустно, боль на душе, а ты — измучался из-за ничего!! Тебе бы только посмеяться, что — на празднике не насмеялись что ли, или еще мало? — Да нет, не мало, у меня каждый день праздник. А ты этого хочешь? — Чего? — Праздника каждый божий день. — Чего спрашиваешь, конечно хочу! Снова издеваешься!! Я думал, ты мне пришла помочь, а ты! — Я и хочу тебе помочь, только ты мне не позволяешь это сделать. — Как это? — Я тебе хочу показать, что с тобой, а ты мне — издеваешься. Я задаю тебе вопрос, а ты мне — чего спрашиваешь. Дак кто над кем издевается? — Не знаю. — Хорошо, я тебе расскажу одну сказку, а ты в этой сказке найди себя и посмотри, что тебя опутывает да не дает радости жизни. Хорошо? — Хорошо, — ответил я неохотно, но стал слушать. Я сказки люблю с самого младенчества. Сел поудобнее. Да поближе к бабе Гуле. — Жили-были дед да баба, у них была дочка Настенька. Она сильно капризничала, все ей было нипочем, все ей было не так. То она молчала, то во все горло орала. Всем перечила. Что ее не попросишь — все не по ней, все неладно. Задумались дед да баба. Что делать? Как быть? Ведь доченька потихоньку стала превращаться в невиданного зверя: то в козочку, то в змею, а то и просто в дурочку. Все повадки налицо. Позвали к себе на помощь охотников, чтобы они изгнали из доченьки дикого зверя, — не помогло. Пуще прежнего начала становиться дочка диким зверем, да разным: то шакалом, то лисой, то волком. То огромной блохой, то большущим паразитом всяким. Да стала делать так, чтобы все вокруг нее плясали, делали только то, что ей хочется. Да все про себя забывали, только она одна — и все. — 114 —
|