Вопреки мнению, что такая пассивно-страдательная проктивная позиция характерна только для мазохистических и пассивно-женских типов, мы полагаем, что она типична для современного расщепленного человека. 229 Она запечатлена в нашем языке, в нашем отношении к миру, в наших институтах. Стремление предотвратить направление наружу движения, инициативу, социальное ущемление агрессивных импульсов, эпидемическая болезнь <самоконтроля> и <самообладания> порождает язык, в котором <я> редко делает или выражает что-то; вместо этого <оно> случается. Эти ограничительные меры привели также к представлению о мире как совершенно <нейтральном> и <объективном>, не имеющем отношения к нашим нуждам и заботам; к институтам, которые берут на себя наши функции, которые можно <обвинять> в том, что они <контролируют> нас и изливают на нас враждебность, - ту враждебность от которой мы столь старательно открещиваемся в себе, как будто не сами люди наделяют институты той силой, которой они располагают! В таком мире проекций человек, вместо того, чтобы сердиться, <подвергается> приступу ярости, с которым он не может <справиться>. Он не думает, а мысль <приходит> ему в голову. Его <преследует> проблема. Его заботы <беспокоят> его, - в то время как в действительности он беспокоит себя и всех, кого может. Отчужденный от собственный импульсов, хотя и неспособный уничтожить чувства и действия, которые эти импульсы вызывают, человек делает <вещи> из собственного поведения. Поскольку он не переживает это как себя в действии, он отрекается от ответственности за это, пытается забыть или скрыть это, иди проецирует это и страдает от этого, как от приходящего извне. Он не грезит и не желает; сон <приходит к нему>. Он не блистает славой; абстрактная слава становится вещью, за которую умирают. Он не прогрессирует и не хочет прогрессировать, но Прогресс - с большой буквы - становится его фетишем. Когда ранний психоанализ ввел понятие <Id> или Оно (It) в качестве источника стремлений и снов, он выразил эту могущественную истину: личность не ограничена узкой сферой <я> и его маленьких <разумных> самоконт-ролируемых мыслишек и планов. Другие побуждения и сны - это не пустые тени, а реальные факты личности. Но после этого прозрения ортодоксальный психоанализ не стал настаивать на следующем шаге - на освобождении и расширении <я> с его привычками, на изменении его фиксированной формы, на переходе от нее к системе подвижных процессов, чтобы <я> могло почувствовать — 177 —
|