|
“Очень немного”, — ответил я. Его голос становился все живее и живее, и он продолжил свой рассказ с большим воодушевлением. Покуда он объяснял мне что к чему, его уверенность в себе быстро возрастала, он говорил со все большей живостью и яркостью. “Кливер может быть разного размера. Чем больше кливер, тем больше ветра он ловит и тем быстрее идет яхта. Но чем больше кливер, тем неустойчивее лодка. Итак, в этот день у нас стоял очень большой кливер. Мы тронулись рано утром, когда поднялся ветер, а ветер был действительно очень сильным. Мы неслись по волнам, и мне это очень нравилось, но лодку все-таки стало кренить. Отец хотел убрать большой парус, а мне так хотелось плыть дальше. Мы стали спорить с ним. И в конце концов он сказал (Кевин довольно артистично сымитировал гневный голос отца и улыбнулся, потому что услышал в нем и свой гнев): “Хорошо, оставляй парус, делай что хочешь! Я не буду вмешиваться”. Некоторое время мы плыли относительно спокойно, но в какой-то момент я запутался в снастях, попытался выпутаться и сильно порезал руку. Отец был очень расстроен, он сказал мне: “Ну вот, теперь ты покалечил руку. Это ужасно”. После этого я почувствовал себя виноватым. Ведь я не послушался его”. Кевин рассказал мне эту историю легко и энергично, без единой запинки. История напомнила Кевину о его самоуверенности и волнующей свободе выбора. Конечно, на свете не существует таких весов, на которых можно взвесить терапевтический эффект, но я почувствовал, что мои отношения с Кевином стали более открытыми и живыми. Вскоре мы достигли того момента, когда он смог принять свое собственное, не навязанное родительской программой, решение. Последовательная неизбежность В тот момент, когда воссоздается последовательность переживаний, у терапевта и пациента налаживаются ровные отношения. В нашей работе в Кевином хотелось бы отметить еще один компонент — динамичность. Однажды получив импульс, Кевин переходил от одного эпизода к другому, высвечивая историю с разных сторон, делая акцент на своей победе над отцом и на своем поражении, которое выразилось в его чувстве вины за происшедшее. Никакая последовательность не может быть неизбежной, просто возникает момент, когда создается впечатление неизбежности происходящего. Рассказ Кевина вызвал у него ощущение последовательной неизбежности, и поэтому побуждал его двигаться дальше. Представление Кевина о беспомощности его отца распространилось на всех остальных, включая и меня. Ему было легче преувеличивать беспомощность других людей, чем считать беспомощным самого себя. Затем, уже без колебаний, Кевин сообщил мне, что, с точки зрения его “главного я” или “виновного я-узурпатора”, он не хотел сказать мне и даже забыл. Оказывается, это было то, что ему не нравилось во мне, в частности, по замечаниям некоторых людей обо мне он сделал вывод, что я не так беспомощен, как ему казалось. — 72 —
|