Перлз (1947), например, рассматривал интроекцию как основу для поддержания структур, которые человеку необходимо разрушать “всегда, когда внешние требования противоречат его личным предпочтениям”. Мрачному представлению об интроекции Перлз находит здоровое противоядие — реальное и метафорическое. В реальности процесс “разжевывания” у ребенка претерпевает значительные изменения — от получения уже готовой к употреблению пищи до самостоятельного разжевывания. Младенец не может проглотить буханку хлеба, но по мере роста человек приобретает способность разломать ее на куски, которые он может прожевать. Метафора “разжевания” распространяется и на другие переживания: неприятные наставления, плохую погоду, сложные понятия, личную неприязнь и т.д. Чаще, вместо того чтобы “заглатывать” эти переживания, люди стараются приспосабливать их к своим потребностям. Успехи в этом процессе (о чем я буду говорить позже) будут решающими для создания ощущения гармоничного существования. Как пишет Перлз (1947): “Интроекция, которая не становится инородным телом, травмирующим и изолирующим человека, должна пройти через миллионы молекул”. С этих позиций Перлз предлагает средство переработки интроекции, для того чтобы она стала приемлемой для человека. С точки зрения Перлза, интроекция является ценной только тогда, когда она проходит через метафорическое “разжевывание”, то есть предполагает осмысление другого мнения, критическое отношение к чужим рекомендациям и т.д. Интроекция вторгается в жизнь пассивного “интроективного” человека и создает необработанные, неосознанные копии, созданные другими людьми. Если родители не слушают своего ребенка, он будет думать, что его слова ничего не стоят; если люди насмехаются над ним, он верит в то, что действительно заслуживает насмешек; если же люди всегда рады ему, он решит, что ему все позволено. В соответствии с таким узким пониманием, интроекция часто рассматривается только как главный источник ошибочных представлений о себе. Действительно, многие искаженные представления о собственном “я” создаются с помощью интроекции. Например, пациент, который обладал “беззащитным я”, так как в детстве его постоянно избивал отец, был так поглощен интроективной силой своей беззащитности, что она и в самом деле овладела им. Признать свою беззащитность ему было гораздо легче, чем осознать ее ошибочность. Одно из его воспоминаний касалось случая, когда соседский мальчишка толкнул его, и он упал на землю. Этот образ настолько врезался в его память, что он не представлял себе, что мог бы ответить этому мальчишке. Даже в воображении он не позволял себе нарушить свою беззащитность. — 28 —
|