— Я сама чуть не совершила такую ошибку, — во всеуслышание объявила она. — Чуть было не вышла за ничтожного человечка, который несколько лет ходил за мной как тень. А ведь знала, что он меня не стоит. И все мне говорили: «Люсиль, этот человек тебя не стоит!» Но, не повстречайся я с Честером, он бы меня в конце концов уломал. — Да, но послушайте, — сказала Миртл Уилсон, качая головой. — Все ж таки вы за него не вышли. — Как видите. — А я вышла, — многозначительно сказала Миртл. — Вот в чем разница между вашим случаем и моим. — А зачем было выходить, Миртл? — спросила Кэтрин — Никто тебя, кажется, не неволил. Миртл не сразу ответила. — Я за него вышла, потому что думала, что он джентльмен, — сказала она наконец. — Думала, он человек воспитанный, а на самом деле он мне и в подметки не годился. — Ты же по нем с ума сходила когда-то, — заметила Кэтрин. — Я сходила по нем с ума? — возмутилась Миртл. — Кто это тебе сказал? Я не больше сходила с ума по нем, чем вот по этому господину. Она ткнула пальцем в меня, и все посмотрели на меня с укоризной. Я постарался выразить всем своим видом, что ничуть не претендую на ее чувства. — Вот когда я действительно с ума спятила, это когда вышла за него замуж. Но я сразу поняла свою ошибку. Он взял у приятеля костюм, чтобы надеть на свадьбу, а мне про это и не заикнулся. Через несколько дней — его как раз не было дома — приятель приходит и просит вернуть костюм. «Вот как, это ваш костюм? — говорю я. — Первый раз слышу». Но костюм все-таки отдала, а потом бросилась на постель и ревмя ревела до самой ночи. — Ей правда нужно уйти от него, — снова зашептала мне Кэтрин. — Одиннадцать лет они так и живут над этим гаражом. А у нее даже ни одного дружка не было до Тома. Бутылка виски — уже вторая за этот вечер — переходила из рук в руки; только Кэтрин не проявляла к ней интереса, уверяя, что ей «и так весело». Том вызвал швейцара и послал его за какими-то знаменитыми сандвичами, которые могли заменить целый ужин. Я то и дело порывался уйти; мягкие сумерки манили меня, и хотелось прогуляться пешком до парка, но всякий раз я оказывался втянутым в очередной оголтелый спор, точно веревками привязывавший меня к креслу. А быть может, в это самое время какой-нибудь случайный прохожий смотрел с темнеющей улицы в вышину, на наши освещенные окна, и думал о том, какие человеческие тайны прячутся за их желтыми квадратами. И мне казалось, что я вижу этого прохожего, его поднятую голову, задумчивое лицо. Я был здесь, но я был и там тоже, завороженный и в то же время испуганный бесконечным разнообразием жизни. — 21 —
|