Бедняга священник заерзал в кресле, и Квота, выждав, продолжал с холодной улыбкой: – Но если я покаюсь в своих, как вы говорите, «грехах», тогда я, уж конечно, буду бессилен что-либо сделать. Эспосито растерянно захлопал ресницами. – Не будем возвращаться к средневековью! – сказал Квота неожиданно резким тоном. – Прошли те времена, отец мой, когда веру вколачивали в души с помощью нужды, страданий и страха. Доверьтесь мне, и мы вместе с вами привьем ее самыми современными методами, в условиях гигиены и изобилия. И прогресса, отец мой, ведь вы же сами это поняли еще задолго до меня. Волнение священника усиливалось. – Сын мой, право, не знаю… боюсь, как бы… – Положитесь на меня, отец мой, страшиться вам нечего. Правда, веру не продашь на метры, как обои, это более тонкий товар, и требует он соответствующего подхода. Но, надеюсь, я неплохо зарекомендовал себя здесь. Итак, отец мой, дайте руку и будем действовать вместе, я знаю, вы принадлежите к той категории служителей бога, которые не ослеплены религиозной рутиной, больше верят в дух, чем в букву писания, и прекрасно понимают, что, если пастух отстанет, стадо обгонит его. Ну, а что касается меня, то я доказал делом, что держу свои обещания. Если вы поможете мне, через несколько месяцев мы пополним поредевшие ныне ряды верующих, превратим их в армию благочестивых муравьев. – Странная у вас манера говорить о вере, сын мой… Товар! Нет, видно, нам с вами не по пути… – Не следует придираться к словам, отец мой. Разве так уж важно, каким путем ваши овечки вернутся в лоно церкви, главное, чтобы они вернулись. Разве вы оставите на произвол судьбы желтеющие нивы? Если я брошу семена в землю, разве вы пренебрежете урожаем? Откажетесь жать созревшие колосья? – Но почему… хотелось бы понять, почему вы стремитесь помочь мне, бедному священнику?.. – Отец мой, я хочу, чтобы люди ловили любое ваше слово. Пусть каждый вечер, в час молитвы, все жители Тагуальпы видят и слышат вас по телевидению. Каждый вечер вы будете напоминать им об их долге и не только по отношению к богу, но и к кесарю. Об их религиозном и об их гражданском долге. В плане религии это значит чтить создателя, а в гражданском – покупать товары. Таким образом, экономика перестанет быть чем-то низменно житейским, мы облечем ее в священные покровы. Вот чего я жду от вас, отец мой. Кроме того, не забывайте, что когда ваша секта, – продолжал Квота, словно все уже было решено, – разрастется с моей помощью, она построит новые храмы, приобретет тысячи предметов религиозного культа, ей потребуются кирпич, цемент, лес, черепица, стекло, медь, свечи, ладан, витражи, требники, органы и еще многое, многое другое, – словом все то, чем изобретательный ум способен пополнить обряды и богослужения. Какой богатейший рынок сбыта! Вы краснеете, отец мой, но почему этого надо стыдиться? Какая религия стыдилась своего богатства? Разве Ватикан, разве храмы Бенгалии не владеют неисчислимыми богатствами? Я обещаю вам богатство, отец мой. Глядя на вашу секту, остальные религии старой, отставшей от века церкви умрут от зависти. Скажите одно лишь слово… — 129 —
|