Заметив Флоранс, отец Эспосито с виноватым и огорченным видом воздел руки к потолку, как бы говоря: «Сами видите, дочь моя, до чего я докатился…» – Здравствуйте, отец мой, – сказал Квота, словно ничего не замечая. – Располагайтесь как дома. Ваши когорты в порядке? – спросил он, помогая священнику снять с себя всю эту сбрую. – О, мои когорты! – простонал Эспосито, и в его голосе прозвучало ожесточение. – Вы же прекрасно знаете, что по вашей вине, сын мой, они растаяли как снег на солнце. – Как? По моей вине? – лицемерно удивился Квота. – А по чьей же еще? – ответил Эспосито. – Разве я не похож на шута? Разве не превратили вы меня в автомат? В покупательную машину? Разве ваша дьявольская система не сделала всех жителей страны подобными машинами, а ведь мой долг – нести им священное слово, но ни у меня, ни у них не остается минуты свободной для духовной жизни. – Значит, отец мой, вы предпочитаете, чтобы они хлебали ваш нищенский суп? – Это софистика! – резко отрезал Эспосито. – Я отвергаю такую постановку вопроса. – Значит, вы считаете, – мягко, даже слащаво пропел Квота, – что благосостояние не препятствие религии? – Конечно, нет! Но при условии – не переступать границу, как по наущению самого дьявола сделали вы, сын мой! – Браво, святой отец! Садитесь. – И Квота любезно подтолкнул Эспосито к мягкому креслу. – Я рад, что мы нашли с вами общий язык! – Общий язык! – возмутился священник, ворочаясь в кресле. – У меня с вами найдется общий язык только тогда, когда вы придете ко мне просить отпущение грехов. – А в чем же я провинился? – Прежде всего вы должны покаяться в гордыне, – прогремел Эспосито. – Затем? – Затем публично признать свои ошибки, отречься от своего безрассудства, осудить его роковые последствия. – А если я этого не сделаю? – Тогда не ждите от меня помощи, я откажу, о чем бы вы ни попросили у несчастного слуги божьего, хотя и не представляю, чем могу быть вам полезен. Зачем вы позвали меня? – Отец мой, я действительно нуждаюсь в вас, но и вы в такой же степени нуждаетесь во мне. – Квота говорил серьезно, и голос его прозвучал озабоченно. – Вы сказали, что ваша паства теряет веру, а это скверно, очень скверно, просто отвратительно. Без религии нет совести, без совести нет чувства долга, а раз так – существующий порядок и экономика окажутся под ударом. Я верну вашу паству, отец мой, это и в моих и в ваших интересах. Больше того, если вы меня послушаетесь, я увеличу ее во сто раз. — 128 —
|