|
Привыкшая чувствовать себя «почти мужиком», наша героиня, кстати, внешне вовсе не мужеподобная, а хрупкая, оказалась не готовой к тому, что с ней так внезапно произошло. Она не умела любить сильных и самостоятельных мужчин, для этого надо было ощущать себя слабой и пассивной — «цветком бездумным», как поется в каком-то романсе. Поэтому нормальной эротической любви у нее не получилось. Наоборот, возникла своеобразная любовь-жалость, и объект был подобающий: это был слабый физически, рафинированно-интеллигентный мальчик, абсолютно не пользовавшийся вниманием других девушек и даже сам уверовавший, что он не может никому понравиться. Он был умным и — самое главное — умел находиться долгое (неопределенно долгое!) время в состоянии чисто платонической любви. У них получилась странная любовь-дружба. Оба были острыми на язык и язвили друг над другом без конца, причем чем больше язвили, тем больше любили, а чем больше любили, тем больше язвили. Девушка по причине полной своей невинности не могла проявить инициативу, а ее герой до одури боялся близости, потому что был уверен в своей мужской несостоятельности. Так прошло два года. Было все: и отвергнутые поклонники, больше напоминавшие мужчин, и одиночество в шумной студенческой толпе, и сложившееся к ней отношение мужской пуб- 63 лики, которая могла понять происходившее только так: девица навязывается слабаку, потому что потеряла надежду понравиться настоящему парню. А она, очумев от своей любви-жалости, ходила к нему в гости, слушала там Моцарта при свечах и уже была уверена, что удовольствуется просто возвышенной дружбой. Герой же страшно переживал. Он не хотел ее потерять, но стать ее официальным женихом тоже боялся. Боялся слишком рано жениться, боялся оказаться сексуально несостоятельным, боялся, что, наоборот, когда-нибудь не справится с возбуждением и потеряет самообладание. Боялся женщин как носительниц стихийного начала, боялся своей подруги как более сильной личности, боялся трудностей, боялся насмешек, боялся, что будет «не как в романах». А она в это время решила быть просто его другом, и потому стала приходить к нему запросто и вести себя раскованно: надежда ведь у нее была уже потеряна. От такого ее поведения все его страхи перешли на новый виток, и он стал иногда просто спасаться бегством. Иногда же он говорил ей что-то унизительное, желая уколоть ее как женщину. Но она в этом отношении оказалась неуязвима. И при этом он продолжал ее любить. Она готова была поклясться, что он любит ее, и не могла понять, что же ему, собственно, мешает. Один раз он попытался ее обнять, и ей почему-то показалось, что ее обнимают снизу, обнимает кто-то маленький, хотя они были одного роста, он даже чуть выше. — 34 —
|