Хоть и забил он первым сто мячей в матчах чемпионатов и носит «Клуб бомбардиров» его имя, прелесть федотовский игры не исчерпывалась попаданиями. О нем как‑то даже неловко сказать, что он был техничен. Техничность подразумевает выучку, владение набором известных приемов. Выучки у Федотова не ощущалось, он все делал так, как ему удобно. Потому и не был он ни на кого похож, потому и труден был для защитников. Федотова не щадили. Его сбивали, а он, вставая, удивленно поглядывал снизу вверх на обидчика. С ним не трудно было расправляться – грубиян ничем не рисковал, ответа последовать не могло. Он был из тех, кто все силы и помыслы свои сосредоточивает на игре, не представляя (или не желая представлять), что в ходу есть еще и скрытые, нечестные шансы. Изнемогает от них футбол. Изнемогал и Федотов, как человек, наиболее ярко собой футбол воплощавший. В конце карьеры на него горестно было смотреть: ноги в наколенниках, в опущенных плечах покорность судьбе, опасливость, осторожность движений… Мы часто толкуем о футбольной талантливости. У Федотова, самоучки из поселка Глухово, дарование было настолько очевидным, что о нем иначе как «рожден для футбола» и не отзовешься. Именно и только для футбола. …Всеволод Бобров, то ли левый полусредний, то ли вместе с Федотовым «сдвоенный центр нападения». Такой же величины талант, как у Федотова, но иного толка. Будь они похожи, им бы не ужиться рядом, в одной линии форвардов ЦДКА. Они же мало того, что ужились, вместе стали прямо‑таки скульптурной группой под названием «Форварды». Бобров выходил забивать. И ждали от него гола. И вскипали споры на трибунах всякий раз, если он своего гола в каком‑то матче не забивал. «Балерина», «филон», – драли горло критиканы. Забивал он чаще, чем кто‑либо иной. Константин Сергеевич Есенин дает архиточную справку: 0,84 гола на матч. Шестнадцать сотых оставались горлопанам. Но почему же Федотова принимали безоговорочно, а о Боброве спорили? Да потому, что Федотов имел право не забить, он и без того доставлял массу удовольствия болельщикам, а у Боброва этого права не было. Он сам его отнял у себя, с первых же матчей принявшись заколачивать голы и приучив зрителей к этому. Боброву была скучна маята на середине поля, он не старался блеснуть там какими‑либо коленцами, на которые откликнулись бы с трибуны. Он всегда трудно, тяжело возвращался от ворот противника, а если его «мотанули», то и вовсе останавливался. Для обратного движения он не был создан. На трибунах это подмечали, а при случае припоминали. — 67 —
|