|
Ван: Господи! Я чувствую, что разговор становится все нелепее и нелепее! К: Да, но это уже было достаточно нелепо само по себе, без всякого моего вмешательства. Я же лишь пытаюсь более ярко живописать ситуацию. (Смех) Я хочу, чтобы они продолжали сами отвечать за свою собственную жизнь. Ее протест против нелепости ситуации является просто-напросто очередной попыткой возложить ответственность на меня. Я же, конечно, эту возможность отклонил. Ван: Я понимаю, к чему вы клоните. Действительно, общаясь с мужчинами, я вхожу в роль ребенка, хочу, чтобы они заботились обо мне и лелеяли меня. Было бы хорошо, если бы и родители тоже удовлетворяли мои потребности, но я думаю, что они для этого не подходят. К: Отчего же нет?! Твоя мама очень даже подходит, но только в том случае, если ты возьмешь ее к себе на службу и будешь платить жалованье. Ван: Отлично! Полный обмен! Мар: Быть может, твой гуру дает тебе все это без намерения получить что-либо взамен? Ван: Да. К: Ты уверена? Он ведь захочет взамен твою душу, не правда ли? Ван: О, да! Конечно! (Смех) Я отдавала свою душу! Жизненно важно разоблачить убеждение, что кто-то другой сможет сделать нечто существенное для вас. Если отдать свою душу гуру, на какое-то время можно успокоиться, но, чтобы по-настоящему стать личностью, вы должны свою душу вернуть.
Когда беседа приближалась к концу, Папа решил включиться в разговор в еще более личностной манере. Как было уже замечено ранее, чувство все возрастающей открытости в семье теперь сделало для Папы безопасным путь к дальнейшей откровенности. Он спросил, не было ли причиной выкидышей то, что он распылял гербициды, уничтожая сорняки. Его не покидало чувство вины за четыре выкидыша у Мамы, и он связывал каждый из них со своей работой на ферме. К: Вы говорили когда-нибудь об этом Маме раньше? О том, что вы чувствуете свою вину по этому поводу? М: Нет. П: Мы обсуждали с ней, что мне не по душе использовать эти химикаты. К: ( Маме ) Он не безнадежен и еще станет человеком. Все эти годы он жил с таким чувством вины и никому об этом не говорил. Ни вам и никому из детей. Знал ли кто-нибудь из вас об этом? Дор: Нет. К: Почему вы не разговариваете с людьми, глупец! П: Все может быть. Иногда не хочется думать о плохом, пока оно не станет очевидным. К: Я имею в виду отнюдь не факты. Я имею в виду разговоры о ваших страданиях. Они говорят вам о своих, почему же вы о себе молчите? Оказывается, защитная оболочка Папы предназначена не столько для того, чтобы не допустить других в собственный мир, сколько для того, чтобы сделать незаметной свою боль. Я же предложил другой путь. — 93 —
|