|
Таким образом, при помощи Барни роли были слегка перераспределены. Джон уже не приходил в дом Эриксона как пациент — он приходил, чтобы ухаживать за собакой. Он сделал несколько шагов в направлении принятия на себя ответственности. Эриксон сделал еще один шаг вперед в процессе перераспределения ролей. Он прекратил принимать Джона в строго отведенное время, и тот стал приходящим другом семьи. Помимо утренних визитов, Джон приходил каждый вечер от 8 до 10 часов и смотрел телевизор вместе с доктором и миссис Эриксон. Пока Джон был там, он находился в семейной среде, и Эриксон мог использовать свою многоуровневую коммуникацию, вкрапляя элементы терапии. Некоторая часть терапии Эриксона включала “терроризирование” Барни, что лишь цементировало взаимоотношения Джона и Барни. По вечерам Эриксон использовал щипцы, раскалывая для собаки печенье. (Ему приходилось пользоваться щипцами, потому что он недостаточно хорошо владел руками и был не слишком силен, чтобы разламывать печенье без применения щипцов. И все же задача была сложной, и его руки тряслись от усилий.) Миссис Эриксон не полагалось разламывать печенье, мне (если я присутствовал там) также было не положено этим заниматься. Это должен был делать исключительно Эриксон. Обычно он передавал половинку печенья Джону, который потом отдавал ее Барни. Если Барни подходил к Эриксону, тот замахивался на него мухобойкой или нажимал на клаксон, который специально установил на своей коляске. Обычно он прикрикивал на Барни: “Кыш, джонов пес!” (Эриксон также использовал и мягкий подход. Временами он бросал взгляд на Барни и вопрошал: “Ты чей пес?” Было видно, как лицо Джона светилось гордостью.) Давайте рассмотрим динамику ролей в данной ситуации. Если Эриксон становится гонителем, а Барни — жертвой, Джону остается лишь одна позиция — спасителя (ср. Karpman, 1968). А когда Джон становится спасителем, он также берет на себя больше ответственности. В результате этих вмешательств Джон стал прорываться сквозь свои выученные ограничения. Общение Эриксона с Барни походило на беспечную игру. Он называл Барни “этот змеебрюхий, полугончая”. Согласно Эриксону, Барни называл Эриксона “Старикашкой”, а миссис Эриксон — “Домоправительницей”. Эриксон начал писать Джону письма от имени Барни. Он приветствовал любую коммуникацию, а письма, безусловно, можно писать и терапевтически. Это еще один пример использования терапевтической трехсторонней коммуникации при общении с шизофреником. (Письма также были частью традиции Эриксона. Кажется, пес Эриксона, Роджер, писал псу доктора Роберта Пирсона, информируя доктора Пирсона о тех случаях, которые наблюдал его хозяин (Pearson, 1982). Роджер был плодовит на письма. Собака доктора Джона Корли тоже получала письма (Corley, 1982), как и собака доктора Берты Роджер (частная беседа, 1984). После того как Роджер умер, привидение Роджер писало письма семье “с той стороны”, и его корреспонденция циркулировала среди детей и внуков Эриксона. Письма служили Эриксону способом осуществления его отцовских функций. В них обсуждались происшествия, случавшиеся в расширенной семье, они включали идеи, касающиеся нравственного развития и наслаждения жизнью. — 26 —
|