Испытание Эриксоном

Каждый день в процессе терапии Эриксон делал неожиданные вещи. Вы могли рассчитывать, что он сделает нечто противоположное тому, что ожидалось. Хейли (1982) подробно обсуждал, каким образом практика Эриксона служила противоположностью тому, что делалось традиционными терапевтами. Например, для него не было характерным вызывать пациента и предлагать ему прийти в назначенное время. В процессе супервизорства он побуждал студентов проводить гипноз в первой части сеанса, а не дожидаться второй, как это принято. Для него не было необычным навести транс, впервые встретившись со студентом или пациентом, и получить диагностическую информацию в процессе наведения.

Эриксона не очень интересовали деньги. К концу его жизни, в 1980 году, обычная почасовая плата составляла всего 40 долларов. Если к нему на групповые занятия приходили студенты, он обычно говорил: “Если вас десять человек, каждый из вас заплатит по четыре доллара за час. Если у вас больше денег — платите больше, если меньше — платите меньше” (Zeig, 1980а). Он советовал своим студентам требовать свою плату в конце каждого сеанса, отмечая, что подобная процедура воодушевляет терапевта на работу, что, в свою очередь, приводит к незамедлительному вознаграждению. Он вышел из научной школы, где было принято делиться своими знаниями, а не продавать их. Не один раз он говорил пациентам: “Мне интересна ваша жизнь, а не ваши шейкели”.

От него всегда ожидали, что он выдаст нечто простонародное. Его подход был прагматичным, заземленным. Он пользовался словами, понятными каждому, но (как и у современного художника Пауля Клее) его простые линии были глубоки и насыщенны. Его внимание к деталям языка было исключительным (ср. Rodger, 1982), и это придавало особую ценность его терапии. Как будет видно из стенографической записи, приведенной во второй части этой книги, он был предельно отчетлив, произнося грамматически верные и завершенные предложения.

И все же Эриксон не был интеллектуалом в том смысле, как это принято думать об ученых, хотя и был разносторонне начитан. В особенности он был сведущ в литературе, сельском хозяйстве и антропологии. Работая с пациентами, он часто использовал свои познания в этих областях.

Как Эриксон совершенствовал себя

Большая часть жизни Эриксона была насыщена творчеством, которое он направил в русло своей семьи, жизни, работы. Но не является ли такое творчество лишь неупорядоченным выплеском гениальности? И да, и нет. Эриксон обладал огромной личной гениальностью, однако его способности, помимо этого, являлись результатом упорного самосовершенствования. Он прошел школу своих пациентов, у него имелся огромный опыт, приобретенный за многие годы клинической практики. К тому времени, как я встретил его, он видел все. Однажды Эриксон спросил своего коллегу, Дэвида Чика, известно ли ему, откуда он получил свои современные психиатрические познания. Чик сообщает, что Эриксон произнес со своей привычной интонацией: “От пациентов” (приводится в Secter, 1982). Являясь самоучкой, Эриксон не был обременен предыдущими моделями и мог прокладывать новые тропы. Обучение Эриксона в медицинской школе при Висконсинском университете в начале 20-х годов проходило под руководством хирурга, действительно не верившего в психиатрию. После медицинской школы Эриксон провел год в интернатуре в колорадской психиатрической больнице у Франклина Эбо, доктора медицины, директора больницы и знаменитого психиатра. Эриксон никогда никого не признавал своим учителем (Haley & Weakland, 1985). Он не обучался психоанализу, хотя был хорошо начитан в этой области. Кроме того, он сам обучился гипнозу.