|
Занята своими делами в кабинете. Не цепляет больше. Не выпрашивает не причитающегося ей внимания у незамеченных ею людей. - В макияже я обязана была кокетничать. А теперь отдыхаю. Могу смотреть, слышать, ощущать. И поспевать замечать, что чувствую. В другое измерение попала! Ее кажущаяся безынициативность обернулась подлинностью Фомы Неверующего. Она не надевала на себя ничьих масок, костюмов и слов. Говорила и делала только то, что понимала и выяснила сама. Внешнее неучастие ни в ком обернулось неброской и теплой привязанностью к ней многих. Грустно, что она уходит из кабинета. Первоначальное безликое пристраивание к Елене Сергеевне сменилось ничем не подчеркиваемой, но твердой независимостью. И Елена Сергеевна от этого вдруг снова стала рядом с ней той же обиженной на свою беспомощность маленькой девочкой из женской гимназии, завидующей старшекласснице. Валерия Егоровна, наконец, не только догадалась, но впервые в жизни заметила, что и она и другие люди есть. И, как и она себе, не известны ей. Она теперь отзывается, наблюдает, и, в соответствии с силой своего сочувствования, действует. Все эти ее изменения произошли с ней и с реакциями на нее окружающих, с моим и их восприятием ее как-то незаметно, исподволь, словно чудом. Она открыла в себе и в мире ту реальность, которой занимается психотерапевт. С уважением относится к этой реальности. Готова отказываться от намерения ее менять, ломать, судить. В состоянии вникать в ее структуру, жизнь и законы. Способствовать ее более свободному существованию. Стоя на пороге этой реальности, она готова теперь самостоятельно осваивать способы взаимодействия с ней в соответствии с теми задачами, которые будут перед ней как врачом вставать. Она достаточно не враг себе, чтобы не стать самоутверждающимся за чужой счет халтурщиком. Достаточно открыта другим, чтобы хотеть и не мочь не быть им полезной. Достаточно умна, чтобы задачи эти были ей по силам. Она готова сама осваивать терапевтическую практику, становиться психотерапевтом. Открыта. Готова теперь к любым другим специализациям и усовершенствованиям, встречам с самыми серьезными психотерапевтами. Они будут ей доступны и понятны. Она освоила новый язык. Доступна ей теперь и литература по предмету - предмет для нее перестал быть невидимым. Готова она и осваивать нравственность моего цеха. Но это уже дело ее судьбы... Четырехлетняя девочка— Все-то вы можете разобъяснить! - Не все, а только то, что изменить надеюсь! Может быть, и вы захотите задаться вопросом: зачем беду и горе вы благоговейно бережете, а к успеху, счастью пренебрежительны, даже брезгливы? — 183 —
|