Юнг и постъюнгианцы

Означают ли эти утверждения, что Шварц-Салант все же сторонник КСС? Или, говоря о его работе в целом, является ли он сторонником срединной позиции? Если мы сравним его рабо­ту с работой Аедерманна, мы увидим, что они оба считают эм-патию жизненно необходимым элементом лечения и чем-то, чего не хватало пациенту в его реальном детстве. Различие состоит в том, что несмотря на то, что оба практика постулируют стадию "пре-анализа", в методологии лечения Аедерманна есть радиякальное переключение в момент завершения первой стадии ана­лиза, когда в пациенте оставляется жизнеспособное эго, с кото­рым предстоит работать (Ledermann, 1982, с. 311). Несмотря на то, что Ледерманн утверждает, что тогда может начаться обыч­ная аналитическая работа по интерпретации, это менее резкое разграничение, чем то, что проводит Шварц-Салант между пер­вой стадией анализа и второй стадией. Тогда феноменология самости с ее творческой саморегулирующей функцией понимает­ся через обычной подход КСС, с помощью символизма мифо­логии.

Я уверен, что Шварц-Салант не рассматривает анализ как процесс, при котором с инфантильным "материалом" вначале "работают" с помощью "переноса" прежде чем достигается под­линный архетип по Мак-Кой. Но создается впечатление более четкой последовательности стиля в работе аналитиков Школы Развития, явно приверженных ДВ, таких как Ледерманн. Воз­можно, такие постъюнгианцы как Шварц-Салант (и Дэвидсон) неизбежно более противоречивы, чем практики, занимающие более крайние позиции. И, возможно, в этом их сила, способ­ность к гибкости и к работе с большим, чем обычно, числом пациентов.

Я упоминал, что Шварц-Салант вновь обращается к ам­плификации с использованием мифологического материала, когда пациент готов к этому. Вопрос релевантности мифа для нашего понимания младенчества и детства — интересный вопрос — Эдипов комплекс, проблема Нарцисса; что мы подразумеваем, когда вспоминаем эти мифы?

Я не думаю, что какие-нибудь аналитические психологи до сих пор утверждают, что миф вскрывает то, как функционирует сознание ребенка (т.е. у детей сознание не переполнено мифо­логическим материалом). В настоящее время акцент делается на мифе как на метафорическом выражении чего-то, имеющего от­ношение к типическим моделям эмоционального поведения в течение всей жизни. Мы знаем, что изучение "типических" мо­делей трудно, поскольку наблюдатель также погружен в то, что он изучает; миф дает возможность отойти от субъективности, взглянуть на переживания со стороны и отказаться от слишком жестких понятий. И в то же время миф может быть высшей точкой в эмоциональном переживании. Вот почему я постоянно приравниваю изучение мифов и эмпирическое наблюдение пове­дения младенца и матери. И то, и другое может быть обозначено как "объективное" действие, которое предполагает эмоцио­нальную деятельность.