|
На другом уровне у Роджерса есть более определенные основания своего взгляда на конструктивную природу человека. Эти основания берут начало в наблюдениях за людьми в социальном контексте, начиная с психотерапии и заканчивая международной дипломатией. Одно наблюдение заключается в том, что непонимание и подозрительность ведут к вражде и даже соперничеству между людьми. Когда недоразумения прямо проговариваются, подозрительность уменьшается, вражда и соперничество сменяются сотрудничеством и благодарностью. Это не означает, что люди всегда будут согласны друг с другом, скорее, при отсутствии неправильного понимания оставшиеся разногласия будут честными и взаимоуважаемыми. Другое наблюдение заключается в том, что, когда человек чувствует безысходность и собственную неполноценность, он будет плохо относиться к окружающим, не будет их уважать. Но, когда он начинает принимать себя, он также сможет одобрять и принимать других людей. Он может одобрять и принимать не только то, чем другие люди похожи на него, но и то – а это, возможно, более важно, – чем они от него отличаются. Наблюдения такого рода привели Роджерса к убеждению, что истинная природа человека – его врожденные потенциальные возможности – согласуется с поддержанием и улучшением не только его собственного существования, но также и существования общества. Деструктивное поведение по отношению к самому себе и другим можно обнаружить только в случае искаженного проявления врожденных потенциальных возможностей, которое обусловлено дезадаптацией. Наиболее важный момент, содержащийся в приведенных выше наблюдениях, используемых для обоснования теоретических различий между позициями Фрейда и Роджерса, заключается в том, что, как утверждает в своих рассуждениях Роджерс, поведение, деструктивное по отношению к другим, всегда деструктивно и по отношению к самому себе. Роджерс полагает, что если бы Фрейд был прав, то типичной была бы ситуация, когда поведение, конструктивное по отношению к самому себе, было бы другой стороной поведения, деструктивного по отношению к другим, по крайней мере тогда, когда общество было менее бдительным. Однако Роджерс находит тому мало подтверждений. Естественно, слабость выводов Роджерса в том, что они не выходят за пределы регуляторной деятельности общества и поэтому являются убедительными, но не окончательными. Пытаясь получить данные, не замутненные социальным давлением, можно было бы обратиться к наблюдению за младенцами или животными. Младенец, к сожалению, не является хорошим источником информации, поскольку он настолько не развит, что можно было бы ошибочно заключить, что он проявляет базовый эгоизм, спутав личностную незрелость с отсутствием заинтересованности в благосостоянии других. Даже несмотря на это, Роджерс утверждает, что в поведении ребенка мало что свидетельствует о своекорыстии за счет других людей. Но мне кажется, что любой, кого будил посреди ночи вопль ребенка, имеет полное основание считать отстаиваемую Роджерсом точку зрения не вполне убедительной. Хотя Роджерс наверняка согласился бы, что ребенок целиком был занят в тот момент собственными потребностями, он спросил бы, является ли это наблюдение достаточным, чтобы сделать окончательный вывод, что природа человека в своей основе несовместима с обществом. И действительно, этого наблюдения недостаточно. — 77 —
|