Наконец, теоретик ищет основание для выделения целого класса местоимений и находит суждения, с которыми он не может безоговорочно согласиться. «Местоимения разделяются вначале на две основные группы. 1. Указательные и вопросительные местоимения вместе с относительными и неопределенными, которые заместительно указывают (stellvertretend andeuten) на какие–то понятия. Основной состав этой группы образуют указывающие местоимения, которые относятся к древнейшим элементам каждого языка. 2. Личные и притяжательные местоимения, самостоятельной основой которых является понятие лица. Они обозначают действующих лиц разговора — „я" и „ты", „мы" и „вы" — и так называемых третьих лиц, о которых идет речь. Традиционное обозначение „притяжательные местоимения" слишком узко, так как эти адъективные формы выражают, кроме принадлежности, также другие отношения, например odium tuum не только 'твоя ненависть', но и 'ненависть к тебе'» (Вrugmann, Delbrьck. Op. cit., S. 302 ff.). Не следует преувеличивать значение классификаций. Однако подчеркнутые мной определения содержат или таят в себе существенную неясность, которую логик не может обойти вниманием. Тесное родство этих двух групп не может остаться скрытым от современных историков языка, но сама эта находка не столько разъяснится приведенными определениями, сколько, наоборот, станет еще загадочнее. Как получилось, что слова, якобы призванные «заместительно указывать на какие–либо понятия», и слова, выполняющие такую специфическую функцию, как личные местоимения, восходят к одному корню и в ходе истории языка многократно обменивались своей функцией? Коротко и ясно: первое из двух определений Бругмана безосновательно. Демонстративы ни по происхождению, ни по главной функции не являются понятийными знаками, как прямыми, так и заменяющими. Они являются, как и следует из их названия, указательными словами, а это нечто совершенно иное, чем подлинные понятийные (то есть «назывные») слова. Личные местоимения также являются указательными словами, и отсюда родство корней обеих групп. Следует трактовать их дейктический характер как основание для выделения общего понятия. Тогда из терминологии грамматистов исчезнет ряд классификационных неточностей и прояснится общая система указательных слов. 6. «Demonstrare necesse est» Когда переходишь от чтения монографии Бругмана об указательных местоимениях к работе Бругмана и Дельбрюка, то сначала непонятно, почему постоянно отмечаемый и признаваемый дейктический аспект решительно не выдвигается, как мы того требуем, в качестве определяющего признака для всего класса. Воспоминание об основах традиционной терминологии, созданной античными грамматистами, возможно, открыло бы в том, против чего направлена наша критика, пережиток своеобразного смешения грамматики и логики, что подвергалось нападкам Штейнталя и его современников еще в XIX в. Профессия заставляет логика видеть в словах не что иное, как понятийные знаки. Если он находит целый класс слов, которые не являются какими–либо прямыми понятийными знаками, какими–либо назывными словами, он выделит в них все же нечто, что бы позволило поставить их в один ряд с именами. Тогда и для него самого они являются не настоящими именами, а, скорее, заместителями имен, местоимениями. Очевидно, так (в схематическом изложении), в духе античной грамматики (которая в соответствии с программами рассматривалась как часть логики) возник обобщающий термин «местоимения». — 96 —
|