Становление личности

поела — мой ребенок». Мужчина может сказать: «Я болен — моя лошадь». Привя­занности человека включаются в его Jf-концепцию. Уинту, если хочет, может ис­пользовать речевые обороты, выражающие более закрытое Я, например, когда он говорит: «Я сделал это один». Но в европейских языках Я — это всегда узкая и зак­рытая идентичность8.

Наиболее важным якорем для нашей самоидентичности на протяжении жизни остается наше собственное имя. Шекспир убеждает нас, что доброе имя человека — самая драгоценная собственность: «Кто тащит деньги — похищает тлен. <... > / Иное — незапятнанное имя. / Кто нас его лишает, предает / Нас нищете»9.

Наше имя — теплое, центральное, символ всего нашего существа. Как быстро наше ухо ловит его в переполненной разговаривающими людьми комнате. Мы оби­жаемся, когда кто-то его забывает.

Тесная связь имени с самооценкой показана в работе Штранка. Людей спра­шивали, нравится им их имя или нет. Их также обследовали на предмет того, в какой степени они принимают (любят) себя как человека. Низкое принятие себя определя­ется как «крайняя неудовлетворенность человека тем, что он таков, какой есть». Ока­зывается, что люди, которым не нравится их имя, обычно не любят себя10.

Здесь мы снова видим, что имя человека, будучи всего лишь символом, так же тесно связано с его самоуважением, как и с чувством самоидентичности.

Самоуважение

До двух лет ребенок хочет толкать свою коляску, контролировать свой мир, что-то чем-то делать. Он одержим свирепой страстью манипулировать предметами. Что можно делать с чернилами? С краской? С губной помадой? С бритвенным лезви­ем? Что можно сделать со шкафом, ящиками бюро, спичками, электрическими вык­лючателями, кошками, собаками, бабушкиным париком? За несколько минут лю­бознательный двухлетний малыш может разрушить дом.

Эта страсть, отравляющая жизнь всем родителям, не является прямым отраже­нием самости. Это просто нормальные познавательные отношения между ребенком и окружением — «исследовательское влечение», если хотите. Чувство Я обнаруживает себя, когда эта деятельность нарушается.

Двухлетний малыш пришел в ванную вместе с отцом, чтобы умыть лицо. Ска­зав «дай мне», он попытался повернуть вентиль. Не получилось. Он упорствовал, но безуспешно. Некоторое время отец терпеливо ждал, но в конце концов «помог» ре­бенку. Разразившись криками протеста, ребенок выбежал из ванной и отказался умы­ваться. Отец все испортил.

Подобное часто случается в этом возрасте. Когда исследовательская склонность фрустрирована, ребенок ощущает, что это бьет по его самоуважению. Помеха для эго унижает и вызывает гнев. Ребенок начинает остро сознавать себя как Я. Это поведе­ние так заметно, что некоторые психологи говорят: потребность в автономии — вы­дающийся признак самости на втором и третьем годах жизни11.