Некоторые исторические эпохи и обстоятельства благоприятствуют формированию и философскому возвышению чисто мужских сообществ; соответственно, в такие эпохи гомосексуальность играет существенную роль. В другие же времена преобладает безразличное или презрительное отношение к гомосексуальности или она трактуется как преступление. Истерия имела немалое историческое значение для Средних веков, но ее роль в современном мире сходит на нет. С шизофренией же дело обстоит как раз наоборот: насколько можно судить, в средние века ей не придавали значение, зато в течение последних столетий она стала феноменом огромной важности (Сведенборг, Гельдерлин, Стриндберг, Ван Гог). После 1918 года у нас выработался более пристальный взгляд на ту роль, которую во времена потрясений играют психопаты. Аномальные личности бывают особенно заметны в революционные эпохи; на какое-то время они даже выдвигаются на передний план общественной жизни. Правда, сами они никогда не делают революций и не принимают в них сколько-нибудь конструктивного участия; но ситуация предоставляет им преходящую возможность проявить себя. Как говорит Кречмер, “в мирные времена мы официально объявляем их невменяемыми; в неспокойные же времена они становятся нашими правителями” [234, с. 877—878]. Из всего вышеизложенного следует вывод, что значение и даже “ценность” душевной болезни, которая может неожиданно оказаться “на службе” у определенных социальных структур или групп, всегда детерминируется конкретным социокультурным контекстом. Подобно тому, как физическое в человеке, в частности, физическая болезнь соотносится с естественными (биологическими) процессами и явлениями и определяется по аналогии с ними, душевное заболевание всегда получает определенную оценку в системе социокультурных норм и эталонов. На примере проанализированного нами типа интерпретации болезни может быть наглядно показано влияние определенной системы представлений на оздоровительную практику. Это влияние просматривается в описанном В. М. Розиным феномене “технизации медицинского знания” о здоровье и болезни человека. Поскольку медицинская помощь сводится к “технологии лечения”, медицинский дискурс следует рассматривать как разновидность технократического дискурса. В поле этого дискурса оказывается Субъект, выступающий в качестве психофизической машины, в которой могут наблюдаться различные неисправности. Медицина берется устранить эти неполадки посредством всевозможных воздействий на организм и психику [158, с. 15—22]. Отношение к человеку как к пациенту (больному) в пределах этого технодискурса Д. Вутулкас формулирует так: “1. Больной — это отказавший механизм, и работа клиники или больницы сводится к тому, чтобы классифицировать, ограничить и сделать неподвижным больного. 2. Больной — это пассивный объект вмешательства, желательно без помех и сопротивления, поскольку доктору “лучше знать” [43, с. 38-39]. — 168 —
|