Найти смысл или сплести паутину смыслов — это тяжелая работа, для выполнения которой мало желания, даже мало свободы. Согласно М. Буберу, свобода должна быть сопряжена с судьбой: «...свобода и судьба вверены друг другу, образуя Смысл» (1995. С. 49). Благодаря свободе и воле человек «уходит от предопределенности и приходит к предопределению» (там же). Обратим внимание на то, что создание смысла и цели влечет за собой возникновение силы, которая организует практическое поведение. М. Вебер пишет: «Структура смысла может быть самой разнообразной, в нем могут быть соединены в некое единство мотивы, представляющиеся логически разнородными, ибо в этой концепции господствует не логическая последовательность, а практические оценки. Такая концепция всегда означает — в различной степени и с разным успехом — попытку систематизации всех жизненных проявлений, сведения всего практического поведения к образу жизни, каким бы он ни был в каждом отдельном случае. Однако в каждом из них содержится важная концепция «мира», как «космоса», от которого требуется составлять так или иначе «осмысленно» упорядоченное целое и отдельные явления которого измеряются и оцениваются по отношению к этому постулату. Сильнейшее напряжение во внутреннем образе жизни и внешнем отношении к миру происходит из столкновения концепции космоса как осмысленного целого (согласно религиозному постулату) с эмпирической реальностью» (1994. С. 122). Значит, смысл при всей его противоречивости, возможной алогичности, с чем мы сплошь и рядом сталкиваемся на опыте других и на своем собственном, это реальная, укорененная в бытии сила, определяющая наше поведение, образ жизни, сознание. Эта сила может умножить эйдетическую энергию образа, кинетическую энергию действия или «обесточить» их. М. М. Бахтин, Л. С. Выготский подчеркивали, что сознание имеет смысловое строение. А. Н. Леонтьев сделал неудавшуюся, правда, попытку рассмотреть смысл в качестве единицы анализа психики. Н. А. Бернштейн, анализируя движения в уровне осуществления предметного действия, пришел к заключению, что они представляют собой смысловые акты, т. е. не столько движения, сколько уже элементарные поступки, определяемые смыслом двигательной задачи (1990. С. 121). Мало этого. Он ввел представление о высшем смысловом уровне организации движений. Это «уровень E — ведущий уровень, создающий мотив для двигательного акта и осуществляющий его основную смысловую коррекцию — приведение результата в соответствие с намерением» (там же. С. 140). — 270 —
|