Можно, наконец, найти основания для отклонения аргумента Анвина, даже не отрицая меткости его наблюдений. Если следовать ходу его аргументации, то окажется, что общества, живущие в рамках сплоченной и гибкой политической системы, по существу ставящей очень ригористические требования в отношении индивидуального стиля жизни, могут, очевидно, отличаться большей дисциплинированностью в удовлетворении сексуальной потребности. Многочисленные доказательства существуют даже в современном мире. Из этого, однако, вовсе не следует, что сексуальная дисциплина решает вопрос об общественно-политической гибкости и динамичности. Ведь сама по себе корреляция двух явлений не дает никакой информации о том, что является причиной, а что следствием. Экспериментальные исследования также не подтверждают теории сублимации. Шеффер (1956, стр. 522 и др.) указывает, что исследования, которым была подвергнута группа творческих работников, не состоящих в браке, не подтвердили гипотезы о том, что их художественные или интеллектуальные достижения заменяли нормальное удовлетворение сексуальной потребности. К тому же самому выводу пришел Тейлор на основании исследования 40 мужчин с высшим образованием с явными эстетическими склонностями (см. Хант, 1944, т. 1, стр. 320). Обобщения этих выводов достаточно, чтобы иметь основания утверждать, что все теории, объясняющие общественное поведение человека теми или иными формами сублимации или конверсии сексуальной потребности, необоснованны: они не показывают ни всей сложности человеческой личности, ни основных законов общественного развития. Примеры, приводимые сторонниками этих взглядов, часто являются интересными наблюдениями, однако нуждаются в иной интерпретации, более согласующейся с данными науки и здравым смыслом. 5. РОЛЬ СЕКСУАЛЬНОЙ ПОТРЕБНОСТИ В ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА Из сказанного можно сделать вывод, что сексуальная потребность, вероятнее всего, сама по себе не играет в жизни человека столь принципиальной роли, как это утверждают сторонники фрейдизма а представители широко распространенного взгляда, приписывающего могущественную силу «романтической лю^ви», а также «сексуальному влечению», особенно у мужчин. История говорит о том, что в определенные эпохи половая любовь имела очень небольшое значение в сравнении с такими ценностями, как социальное положение или родовая солидарность. Интересы рода, племени были в те времена личными интересами индивида. Только в эпохи упадка, в старых культурах, клонящихся к закату, в политических системах, которые утратили спартанскую суровость, по мере роста индивидуализма возрастало значение половой любви. Но и тогда половая любовь в строгом смысле слова часто уступала место какому-то восхищению бесполой красотой. «А для классического поэта древности, воспевавшего любовь, старого Анакреонта, половая любовь в нашем смысле была настолько безразлична, что для него безразличен был даже пол любимого существа», — замечает с иронией Энгельс (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 79). — 77 —
|