научные дисциплины, единственная цель которых - подтвердить нужную властям картину мира. Но поскольку диктатура по сути своей не просто безразлична к человеку, но глубоко ему враждебна, то такой рациональный или псевдорациональный анализ рано или поздно может привести к пониманию реальности, а значит, и к разочарованию в базовых постулатах режима и крайне нежелательным для него выводам. Поэтому стабильность диктаторского режима подкрепляется еще одним психологическим механизмом, не обязательным для демократий - эмоциональным. Само государство и те, кто его персонифицируют, становятся объектами экстатического чувства, чувства любви. Интересно, что если слово любовь практически чуждо политическому словарю демократических стран, то в условиях диктатуры оно одно из самых распространенных. Например, в СССР "любимой и родной" была не только Родина (по отношении к своему Отечеству подобные эпитеты используются во многих странах), но и вожди, в том числе и местные, правительство, любой государственный институт, например, армия или школа, и, разумеется, партия как эманация советского государства. Диктатура нуждается в значительно большей психологической поддержке граждан, чем демократия. Президента демократической страны могут не любить, могут смеяться над ним, но система будет оставаться стабильной и эффективной - рациональные механизмы, заложенные в ее основу, не требуют сильного аффективного подкрепления. Диктатура же, существование которой полностью противоречит интересам подданных, не может выжить без любви и священного трепета - только влюбленный может не замечать бьющих в глаза пороков своей избранницы. Диктатор, на которого рисуют карикатуры, обречен. Понимание того, что режим стоит не только на страхе перед террором и уж никак не на уважении граждан к законности и правопорядку, а на иррациональных аффектах, во многом определяет внутреннюю политику — 36 —
|