Так решается Леонтьевым проблема развития потребностей и возникновения специфических человеческих мотивов поведения. Нам представляется интересным и продуктивным положение Леонтьева относительно опредмечивания потребностей и возникновения новых через усвоение («присвоение») тех объектов, в которых они кристаллизуются. Вместе с тем в этом рассуждении оказывается, на наш взгляд, пропущенным, может быть, самое главное психологическое звено. Остается нераскрытым и непонятным, в силу каких психологических механизмов человек начинает создавать новые предметы, потребности в которых он еще не 141 испытывает. Что толкает его на производство таких предметов? Конечно, в онтогенетическом плане мы можем наблюдать такое явление, когда у ребенка возникают новые потребности в силу овладения теми или иными предметами культуры. Но даже здесь, как показывают экспериментальные данные, далеко не всякое овладение ведет к возникновению соответствующей потребности. Рождение новой потребности не совершается автоматически в процессе овладения соответствующими предметами. Например, ребенок может хорошо научиться читать, может знать многие литературные произведения и не испытывать потребности ни в чтении, ни в обогащении своих знаний. Вообще в концепции Леонтьева, так же как и в рассуждениях многих других психологов, оказался вынесенным за скобки анализ собственно психологического процесса развития потребностей, то есть процесса их перехода в качественно новые формы. Эту проблему он пытается разрешить в абстрактно-теоретическом плане, прибегая к данным истмата там, где ему не хватает конкретных психологических данных. И это понятно, так как экспериментальных исследований в этой области, на результаты которых он мог бы опереться, еще очень мало. Отсутствие в теоретических построениях Леонтьева подлинного решения психологической проблемы развития потребностей не дало ему возможности найти, с нашей точки зрения, правильного решения и другой центральной психологической проблемы — проблемы соотношения аффекта и сознания. Мотивы, с его точки зрения, выполняют двоякую функцию. Первая состоит в том, что они побуждают и направляют деятельность, вторая — в том, что они придают деятельности субъективный, личностный смысл; следовательно, смысл деятельности определяется ее мотивом. Различение понятий «значение» и «смысл» является, с точки зрения Леонтьева, решающим для понимания соотношения мотивов и сознания. Значения, носителем которых является язык, кристаллизующий в себе общественно-исторический опыт человека, представляют собой основную единицу сознания. Каждый отдельный человек не создает значений, а усваивает их. Поэтому система значений выступает как знание — как «сознание». Однако смысл и значение, по словам Леонтьва, не существуют раздельно, их — 108 —
|