|
Отсылаю к главе VI за аналогичными примерами. Но и из вышеприведенных вполне явствует склонность человека связывать свою эротику с религией, приписывая первой божественные источники и выдавая ее за продукт веления свыше. Половая жизнь принимает на себя, стало‑быть, воздействие мистики в качестве догматизированного плода фантазии человека. Знаменательно, что освящение религией касается именно обычаев дурного свойства, между тем как другие обычаи базируются на гигиенических требованиях. Однако, здесь можно всего правильнее видеть и сферу влияния патологии (см. главу VIII). Должно считаться с тем глубоко мистическим характером, какой в глазах некультурного человека, а особенно дикаря, имеет процесс воспроизведения. Конечно, им чуждо какое бы то ни было представление о зародышевой клетке, о конъюнкции — и зачатия вместе с родами приписывались чуду, воле какого‑нибудь доброго или злого божества. К тому же проявление любви вместе с высшей точкой полового побуждения обусловливают собою экстаз, который может дать повод смешивать эротику с экстазом на почве религии. Краффт‑Эбинг подчеркивает это в своем труде о половой психопатии. И, на самом деле, происходит какое‑то калейдоскопическое смешение религиозности, поэзии и эротики на почве юношеской, полной томления чувственности. Не свободна от половых представлений и жизнь святых, причем нередко в самой отталкивающей эротической форме. Известны ведь безумные оргии древних, а также и современных нам сект на почве той же религиозной обрядности. Таким образом, происходит какое‑то триединое объединение мистики, религиозного экстаза и полового сладострастия, причем чувственность, не получивши удовлетворения, ищет его в религиозных мечтаниях. Вот некоторые примеры, приводимые Краффт‑Эбингом из судебной психологии Фридриха (стр. 389). «Монахиню Бланбекин, таким образом, постоянно мучила мысль о том, куда девалась частица, снятая при обрезании Христа». «Признанная папой Пием II блаженной Вероника Юлиани, чтобы выразить высшую степень своего благоговения к небесному агнцу, укладывалась в постель с обыкновенным ягненком, которого ласкала, целовала и кормила своей грудью, выделявшей несколько капель молока». "Внутренний жар часто сжигал св. Екатерину, которая в этих случаях растягивалась на земле и причитывала: «Любовь, о, любовь! больше я не в состоянии!» В эти моменты у нее проявлялась исключительная склонность к ее духовному отцу. Она однажды понюхала его руку, аромат которой проник ей в самое сердце, «аромат, способный своим приятным чувством воскресить мертвых». — 255 —
|