|
Надежда на демократизацию общественной жизни, поиск личной жизненной позиции, сохраняющей человеческое достоинство и любовь к ближнему, в значительной мере определяли тогда тягу отечественных психологов к гуманистической психологии и психотерапии. Естественно, что наиболее близкими и манящими казались тогда идеи о раскрепощенности, спонтанности, самоактуализации и неповторимой индивидуальности человеческого Я. Правда мы как-то не особенно задумывались о том, что спонтанность не отменяет ответственности, а свобода чувств не то же самое, что вседозволенность в поступках, и безусловное приятие распространяется только на мир переживаний, в то время как отношение к конкретным формам поведения может быть весьма различным. К.Роджерс неоднократно подчеркивал этот тезис, без которого трудно было бы понять, ради чего сам К.Роджерс и его сторонники столь активно вмешивались в неприглядные стороны реальной жизни — работали с насильниками, наркоманами, растлителями. Именно сочетание четкой этической позиции, согласно которой от человека должно требовать ответственности за свои поступки, с пониманием (т.е. отказом от оценки, приятием, сочувствием и сопереживанием) внутреннего состояния этого другого , на наш взгляд, и составляет смысл роджеровского термина "безусловное эмпатическое приятие". Сегодня "новая волна" сторонников этого направления имеет иное общественно-политическое звучание, иной и личностный смысл. Необходимость гуманизации отношений во всех сферах жизни, ради достижения согласия по жизненно важным для всех народов Земли вопросам, содействие взаимопониманию, раскрытию творческого потенциала личности — тот социальный заказ, игнорировать который психологи сегодня не могут. И здесь обращение к идеологии и особенно практике человеческих отношений, разработанных в гуманистической психологии на Западе, вполне понятно. Заметим, что в духе гуманистических идей мыслили построение теории личности и ведущие отечественные психологи, в частности С.Л.Рубинш тейн, А.Н.Леонтьев, однако в одном случае это была скорее солидарность с уже сформулированными идеями, в другом — наброски будущей так и не созданной концепции. Возникает вопрос: а могла ли быть создана концепция личностного общения на основе господствующей "жесткой" деятельностной парадигмы? С одной стороны, сформулированный А.Н.Леонтьевым механизм сдвига мотива на цель предполагал возможность преодоления секулярности человека, отчужденности процесса и технологии деятельности от ее субъекта. Вместе с тем, стоящая за теорией деятельности методология существенно ограничивала психологический анализ жизнедеятельности субъекта (в том числе и общения) рамками "внешней" целенаправленной, осознанной и контролируемой активности. Приблизительность такой парадигмы обнаруживалась довольно скоро, и введение А.Н.Леонтьевым понятия "личностный смысл" указывало направление дальнейшего преодоления методологического кризиса в психологии, непреодоленного, однако, и по сей день. — 112 —
|