В дальнейшем разложение стало проявляться в отделении религии от будничного существования (религией надлежало заниматься в воскресные дни, и этому придавалось огромное значение), отделении этики от бизнеса. Изолированность также имела место в философии и психологии. Когда Кьеркегор так неистово боролся с возведением на престол бессодержательных абстрактных объяснений и призывал к Возвращению к реальности, он отнюдь не донкихотствовал. Будучи представителем викторианской эпохи, он воспринимал себя разделенным на сегменты: разум, воля и эмоции. Подобное разделение с его точки зрения было правильным. Его разум должен был говорить ему, что делать; воле следовало предоставить для этого возможность; эмоции же могли служить преимущественно источником навязчивых импульсов, строго упорядоченных в эпоху викторианских нравов. А эмоции, связанные с сексом и враждебностью, способные действительно нарушить это строгое разделение, должны были полностью вытесняться или заканчиваться оргиями или кутежами где-нибудь в Богемии – с тем, чтобы человек, подобно механизму в паровой машине, выпускал излишнее давление и мог работать более эффективно, вернувшись на свое рабочее место в понедельник утром. Такой тип человека однозначно связывает сильное напряжение с "рациональностью". По самому определению иррациональность для него означает что-то, о чем не следует говорить или думать. Вытеснение или изоляция у представителя викторианской эпохи – есть нечто, о чем не следует, запретно думать! – было непременным условием стабильности в данной культуре. Шехтель (Schachtel) обращает внимание на то, что представителю викторианской культуры было настолько необходимо убедить себя в своей рациональности, что он вообще отрицал тот факт, что когда-то был ребенком, что ему была свойственна детская иррациональность и отсутствие контроля; таким образом, налицо сильный разрыв между взрослым и ребенком, что было краеугольным камнем в исследованиях Фрейда.2 Подобное обособление шло рука об руку с развивающимся индустриализмом (причина и следствие здесь перемешаны). Человек, который может разводить в разные стороны различные составляющие своей жизни, каждый день заводит часы в одно и то же время, действует всегда предсказуемо, никогда не испытывает иррациональных влечений или потребности создать поэтические образы; манипулирует собою гак же, как он бы манипулировал настоящей машиной, нажимая на определенные рычаги, – этот человек является самым эффективным работником не только на уровне сборки, но даже на многих более высоких уровнях производства. Маркс и Ницше отметили очень простой вывод, состоявший в следующем. Утверждение ценности человека в индустриальном обществе связано с накоплением денег, отделенных от реального продукта, сделанного его руками. Успех индустриальной системы сказывается на человеке одновременно лишением индивидуальности и дегуманизацией в его взаимоотношениях как с другими, так и с самим собой. — 35 —
|