Методологический анализ в психологии

Хотя в отношении будущей физиологии Скиннер на­строен чуть более оптимистично, но и ей отводится весь­ма скромная роль заполнения бреши между стимулами и реакциями, оставленной ей бихевиоризмом, знаниями о химических и электрических процессах, которые проис­ходят в организме, когда он действует (Skinner, 1931, 1974). Впрочем, и тогда «то, что откроют физиологи, не смо­жет сделать недействительными законы, установленные наукой о поведении» (Skinner, 1974, р. 215).

При всей справедливости критики Б.Ф. Скиннером физиологических фантазий нельзя не заметить, что он принципиально вычеркивает физиологию из списка по­веденческих дисциплин, хотя из вежливости и говорит, что в будущем, когда она наберется ума, ей, может быть, и доверят закрасить белые пятна на карте научного объяс­нения поведения, но уж, конечно, никогда не доверят самой рисовать контуры поведенческого ландшафта. В самом деле, если, по мнению Скиннера, никакое самое совершенное физиологическое знание не сможет поко­лебать уже установленных законов поведения, значит, ис­торически сложившаяся граница между физиологией и бихевиоральной психологией возводится в ранг принци­па, а следовательно, в онтологической плоскости стро­ится непреодолимая стена между внешним и внутренним (физиологическим), между поведением организма и организмом. Поэтому психолог-бихевиорист, хотя и мо­жет помечтать, что физиологи когда-нибудь расскажут ему, «что происходит, когда, например, ребенок учится пить из чашки», или более того, «как, следя за измене­ниями в нервной системе, добиться, чтобы он научился это делать» (Skinner, 1974, р. 214), но в качестве профес­сионала он должен забыть, что за кожей что-то есть, что там происходят процессы, существенно сказывающиеся на поведении, или — упаси Бог — что есть нечто внут­реннее, которое и в поведении не наблюдается, и в орга­низме самым совершенным прибором не сыщешь и которое тоже вносит свой вклад в организацию и осуще­ствление поведения. Хочешь оставаться ученым — счи­тай, что «организм пуст», ищи детерминанты поведения в видимой внешней среде, отказывайся от метафизической привычки ссылаться на какое-нибудь «переключение воз­буждения» или «намерение», которых никто никогда не видел и которых, следовательно, не существует как на­учных фактов. Вполне очевидно, что на философском уровне радикальный бихевиоризм является радикальным позитивизмом[30].

Приведем конкретный пример реализации позитивист­ских заповедей в познавательной практике радикального бихевиоризма. Когда в экспериментах Скиннера исполь­зуется пищевое подкрепление, вес животного доводит­ся, например, до 75% от обычного веса. Дело здесь не в том, что Скиннер хочет дать некоторое объективно фик­сированное и потому операционально воспроизводимое выражение потребности, в данном случае пищевой. Он в принципе отказывается от понятия потребности (как бы его ни трактовали — физиологически или психологичес­ки) как некоего внутреннего состояния организма, яв­ляющегося причиной поведения. Здесь нет предположения, что у всех участвующих в эксперименте животных (или у одной особи в разное время) при доведении их веса до 75% от нормы пищевая потребность будет одинакова. Потребность, по Скиннеру, не есть то, что означается или выражается в этом весе, она есть 75% веса, и ни о какой другой таинственной потребности, приписываемой внутреннему миру организма, говорить нельзя, если мы хотим говорить научно (разумеется, в позитивистском смысле этого слова).