|
Содержание целостной деятельности соотносимо с существенными признаками понятий потребности и мотива, с определением их предметного содержания. Таким образом, А. Н. Леонтьев пришел к пониманию психической деятельности как морфологического объекта, имеющего развитую функциональную структуру, определенное предметное содержание и смысловое строение [см. более подробно 28, с. 21—25; 23]. Понятие деятельности рассматривается в психологии в двух функциях: в качестве объяснительного принципа и в качестве предмета исследования. Забегая вперед, отметим, что именно успехи в изучении психической деятельности и особенно различных форм психического действия привели С. Л. Рубинштейна и А. Н. Леонтьева к заключению, что категория предметной деятельности может и должна выполнять методологическую функцию объяснительного принципа в психологии, этому же способствовала достаточная эмпирическая наблюдаемость как ее внешних, так и внутренних проявлений в действии. Реально в исследованиях обе функции деятельности выступали поочередно, а не одновременно. Выдвижение деятельности на роль объяснительного принципа всей психической жизни, включая сознание, связано не только с идеологизацией советской психологии, с поисками "диалектико-материалистического монизма". В мировой психологии подобный поиск "главной" категории или единого объяснительного принципа происходил всегда. На его роль претендовали ассоциация, гештальт, поведенческий акт, обратимая операция, установка и т. д. Не меньше оснований имеет и предметная деятельность. Но здесь возникает один принципиальный вопрос, который обсуждался на материале соотношения категорий деятельности и установки: они обе претендовали на роль универсального объяснительного принципа в психологии. Когда установка выступает в качестве объяснительного принципа деятельности, то последняя естественно выступает в роли предмета исследования. Справедливо и обратное. В любом случае выигрывает тот член пары, который выступает в роли предмета исследования. Например, когда установка принимается в качестве объяснительного принципа, то ее влияние на деятельность вполне очевидно, но вместе с тем она сама как бы растворяется, точнее, воплощается в ней. Любое представление, будь то представление об установке или о деятельности, превращенное в средство объяснения другой реальности, как писал К. Маркс, подвергается испарению путем превращения его в абстрактные определения. Такие определения необходимы, ибо на их основе возможно воспроизведение конкретного путем мышления. И эта вторая часть работы должна быть проделана по отношению к любой категории, претендующей на роль объяснительного принципа. Но тем самым онтология, скрывающаяся за этой категорией, превращается в предмет исследования, что с научной точки зрения значительно более плодотворно [27]. — 83 —
|