|
возможный успех, так и провал, обеспечивает западной экономике львиную долю ее успехов [7]. Естественно, что управление такого рода должно сочетать не только чутье, но и приличный уровень образования. Интересно в этом отношении обратиться к модели социальной организации будущего общества, предлагаемой Д. Беллом, в основе которой лежит стратификация населения по уровню технической подготовки и научных знаний. Белл элиминирует отношения собственности и устраняет классы. Люди управляют обществом уже не в силу обладания собственностью, а лишь благодаря их техническим знаниям и опыту. Монополии и концерны превращаются в социальные институты, сменяющие отживающие свой век город, семью, церковь. Они берут на себя заботу о безбедном существовании населения. В то же время корпорации становятся некой необъяснимой силой, иерархизирующей вследствие каких-то собственных свойств население и наделяющей людей властью в зависимости от уровня их знаний. Д. Белл переименовывает технократию в меритократию, общество, управляемое наиболее знающими и мудрыми людьми, "классом теоретиков".* Тем самым он объединяет функции политические с функциями интеллектуальными, политиков с референтами. Сходные позиции выражаются в концепции "революции технократов" Дж. Бернхема. Он считает, что современным капиталистическим обществом уже перестал управлять рынок, теперь научные методы управления экономикой привлекли к власти настоящих специалистов, управленцев высшего класса. Современное общество более стабильно, так как оно управляется по-научному. Это, по его мнению, применимо ко всем странам. Таким образом, современные футурологи всецело полагаются на мощь технологического прогресса, замыкаются в диаде "техника — общество". Они прогнозируют ослабление влияния на жизнь общества экономических и классовых противоречий, его политической организации, абсолютизируют технологический бум. Но забывают при этом, какими грозными последствиями для общества грозит его исключительно технократическая ориентация. И обделяют вниманием культуру, которая единственная в состоянии остановить технократические эксперименты, сравнимые по пагубности своих последствий с социальными... Интересную концепцию развития цивилизации предложил Г. Г. Дилигенский [8, с. 29—42]. Он различил космогенные, техногенные и антропогенные цивилизации как три необходимых этапа развития человеческого общества. По мнению автора концепции, западный мир находится на этапе кризиса техногенной цивилизации, в котором резко обостряются противоречия между целями развития новой техники и технологии и целями гуманитарного развития. Создание новых технологий производится в ущерб человеку, т. к. все в большей степени исчерпываются ресурсы окружающего человека мира. В этих условиях цели дальнейшего развития цивилизации нуждаются в коренном переосмыслении и коррекции. Г. Г. Дилигенский не против техники, но ее развитие должно быть подчинено задачам гуманизации мира и условий жизни человека. Эту задачу можно разрешить лишь переориентировав техногенную цивилизацию в антропогенное русло. В целом поддерживая ход мысли автора, необходимо заметить, что предлагаемая концепция оставляет вне рассмотрения традиционное для философии различение цивилизации и культуры как двух важнейших составляющих общественного развития. Без рассмотрения их соотношения в каждый исторический период трудно дать его точную характеристику. Модель анализа, учитывающая соотношение культуры и цивилизации, более изящна, т. к. учитывает, что человеческие ценности, по Дилигенскому относимые лишь на третий этап развития цивилизации, на самом деле существуют и поддерживаются на каждом историческом отрезке, но с разными оттенками. Культура и ее преемственность жива всегда, но может отходить на второй план, находиться на периферии общественного сознания. Антропоцентрические представления имеют длительную историю. Так, по мнению Ю. Бохеньского [9, с. 94—98], как Средневековье, так и Просвещение содержали значительные антропоцентрические элементы, исходили из веры в возможности человека и их развитие. Средневековое сознание признавало приоритет и богоизбранность человека, но ограничивало его возможности божественной волей. Для Просвещения же характерно признание безграничности человеческих возможностей и их развития. И только последствия техногенного направления цивилизации подточили веру людей в свои силы. На этот раз их граница впервые стала ощутимой вполне эмпирически. Человек впервые стал восприниматься не как "вершина творения", а как элемент природы. Человеческая цивилизация впервые была осознана как часть земного мира, которая страдает не в меньшей степени, чем этот мир, подвергаемый ежедневному насилию. — 22 —
|