|
от хорошей жизни заимствован Н. Бором из психологии сознания У. Джеймса. Равным образом одна из самых трагических и глупых (по словам М. К. Мамардашвили) идей XX века — идея нового человека — это ведь не изобретение нашего века. Она имеет свои корни в относительно безобидной и наивной идее эпохи Просвещения о человеке, как tabula rasa. Не говоря уж о том, что идея нового человека была отчетливо артикулирована в Древнем Риме. Можно, конечно, ее отвергнуть с порога, но что делать с весьма и весьма эффективной практикой его формирования? К тому же нет уверенности, что мы сможем освободиться от этой практики хотя бы к концу XX века. Конечно, вслед за Н. Бором можно и нужно говорить о дополнительности истин. Но что это означает конкретно на нашей психологической территории? Где у нас координата и какова у нас скорость? И как это выглядит применительно к душе, к действию, к сознанию, к личности? Вновь мы возвращаемся к вопросу, а не удовлетвориться ли нам принципом неопределенности, причем такой, какая и не снилась В. Гейзенбергу? Мы намеренно остро ставим те вопросы, которые вольно или невольно не замечаются критиками, не замечаются или обходятся адептами культурно-исторической теории сознания и психологической теории деятельности. Но вместе с тем встречаются и крайне легковесные приемы отрицания этих теорий, когда они трактуются не как глубокие истины, а как единственные. Но взамен этого отрицания не предлагаются другие глубокие истины... И даже выдаваемый вместо них обман не очень возвышает. Видимо, это было связано с тем, что не такими уж низкими были истины Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева. Резонно задать вопрос, а зачем обнажать слабые, спорные, сомнительные пункты культурно-исторической теории развития сознания и психологической теории деятельности? Приятно, конечно, получать комплименты в адрес своих учителей от мирового научного сообщества. Гораздо менее приятно осознавать, что учителя заблуждались, а мировое сообщество недостаточно глубоко поняло их идеи. Это не упрек. В этом нет ничьей вины. Да и мы сами, скорее ощущая, чем осознавая слабые стороны этих теорий, не видим им отчетливой альтернативы. Но думать над этими проблемами нужно, тем более, что речь идет не о пустяках, а о судьбе всего психологического сообщества, о его, хотелось бы думать, не последней роли в развитии культуры и цивилизации. Ведь многие ученые Запада, некоторые ученые Японии, видимо, скорее интуитивно, чувствуют необходимость нового витка во взаимоотношениях цивилизации и культуры. Предполагается и возможная точка их конвергенции. А интерес к теории Выготского, возможно, связан с тем, что в этой теории чувствуется средство ускорения такого — 18 —
|