Прорицание.Илья Эренбург сказал, что XX столетье — «не век спутников, а век Пикассо». Вначале я превратно понял его в том смысле, что абстрактное искусство таит в себе самые теперь главные открытия человека. Но не в Эренбурге дело. Его реплика заставила меня заинтересоваться, полюбить неизвестное мне, захотеть его увидеть, узнать (интерес к предмету - следствие любви и ее непременное проявление; нет интереса — значит, нет любви). В мое первое - недельное - пребывание в Ленинграде четыре дня я провел в Эрмитаже. Три дня из них - в залах Пикассо. Опять - сначала, может быть, даже раздраженное на себя за свою слепоту недоумение. Потом — переживание «Любительницы абсента». Оказалось, что искаженная, изломанная, огромная рука женщины - не формалистский фортель, а правда состояния. Рукой вбирает женщина себя в себя. Защищая, отгораживая от всего, прячет в себя ранимое, чуткое, совершенно одинокое существо, действительная жизнь которого сосредоточена внутри, чему и помогает напиток из бокала, разделяющего ее одиночество. (Чем не Галя!) «Абстрактные» работы вызывали вначале досаду и утупленное бесполезное разглядывание, похожее на возню мартышки с очками в известной басне. К концу последнего дня, усталый, уже перехотев есть, сел на кушетку и забылся. Не помню, как я очутился за уединенным угловым столиком то ли в маленьком кафе, то ли, в чем-то вызывающем ассоциацию с ремарковским, баре. Было шумно. Сизый дым плыл над столиками. От винных паров все ощущения в моей голове как-то сместились. Шум казался ровным и дружественным. За моим столиком я чувствовал себя совсем уединенно и в то же время - рядом с людьми. Люди мне не мешали, но и одному хорошо. Сквозь высокий бокал глядел на всех, не различая лиц. Хорошо было, что их можно не различать - кругом просто люди. Взвизги оркестра были чуть отдалены и приглушены своим же шумом и тоже способствовали этому чуть хмельному уюту. Сквозь эту приглушенность, к моему неудовольствию, пробился чей-то отдельно различимый голос. Кто-то тряс меня за плечо: — Простите, я скоро 30 минут наблюдаю за вами - вы не шелохнетесь! Что вы там видите? Я очнулся, сидя на кушетке, уперев руки локтями в колени и положив на кулаки голову. Рядом стоял молодой, интеллигентного вида мужчина. Это он обратился ко мне с вопросом и тронул за плечо. Музей закрывали. Надо было уходить. Напротив, как раз на уровне моих глаз висела картина с непонятным расположением линий и подписью «Столик в кафе». — Я вот, сколько ни смотрю, ничего не понимаю. — 21 —
|