Множественность
По Хиллману (1975), наиболее отъявленным преступником в области юнгианского редукционизма является Эрик Нойманн, который сводит широкое многообразие конкретных образов женщин к единой абстрактной концепции Великой Матери (или женственности). Такая операция является абсолютно произвольной процедурой, которая сводит значимые различия к правдоподобному единству. Не только юнгианцы, но и фрейдисты виновны в таком упрощенном толковании. Хиллман говорит: «Если длинные вещи для фрейдистов — пенисы, тотемные вещи для юнгианцев — тени» (с. 8). Это означает не только то (как мог бы сказать Фрейд), что длинные вещи иногда являются просто длинными вещами или темные вещи — иногда просто темные вещи.
Это означает так же и то, что существует великое множество очень различных длинных и темных «вещей» — то есть, великое множество образов — и они несводимы к одному единственному концепту. В философском противостоянии относительно единства и множественности, образная психология ставит множественность выше единства. Именно Лопес-Педраза (1971) наиболее сжато выразил эту позицию. Он обратил обычную формулировку, что единство содержит множественность, и предположил вместо нее, что «многое содержит целостность единого, не теряя возможностей многого» (с. 214).
Образные психологи полагают, что личность в основе своей скорее множественна, чем едина. В некотором смысле, личности нет. Существуют только персонификации. Когда аналитик рассматривает их так, как если бы они были реальными персонами, они принимают статус автономных личностей. Поскольку Хиллман поддерживает идею относительности всех персонификаций, он оказывается неспособным признать «синдром множественной личности» (или «диссоциативное расстройство идентичности», как он теперь переименован в DSM-IV). Хиллман (1985), действительно, должен сказать: «Множественная личность — это человеческая природа в ее естественном состоянии». Рассматривать множественность личности либо как «психическое нарушение», либо как неудачу в интеграции «частных личностей» — это простое обнаружение культурного предубеждения, которое ошибочно идентифицирует одну частную личность, эго, с личностью самой по себе (с. 51-52). Определение синдрома множественной личности подразумевает, что персонификации были поняты скорее буквально, а не метафорически, и что воображение было скорее диссоцииро¬вано, а не дифференцировано. Не только образные психологи подчеркивают значение персонификаций. Психолог школы ? объектных отношений» В. Ферберн (W.R.D. Fairbairn, 1931— 1990) рассказывает о случае, когда индивид видел во сне пять своих персонификаций: «непослушный мальчик», «я», «критик» (которых Fairbairn ассоциировал, соответственно, с ид, эго и суперэго), а также «маленькая девочка» и «страдалец». Хотя Ферберн и говорит, что синдром множественной личности является результатом сверхидентификации с персонификациями, он также утверждает, почти как Хиллман, что такие персонификации столь распространенны в анализе, что они «должны рассматриваться не только как характерные особенности, но и как совмес¬тимые с нормой» (с. 217-219).
— 60 —
|