Хрестоматия по психологии

Она сверхзаботлива не потому, что слишком сильно его любит, но потому, что вынуждена компенсировать свою неспособность вообще любить его.

Эта теория о природе эгоизма появилась на свет в результа­те практики психоанализа по лечению неврозов, возникающих на почве так называемого “бескорыстия” — симптома, обнару­живающегося отнюдь не у малого числа людей, которых обычно беспокоит не сам этот симптом, а другие, но связанные с ним, как-то: депрессия, утомляемость, неспособность работать, не­удачи в любви и т. д. Однако зачастую это “бескорыстие” не только не воспринимается как “симптом”, но, напротив, расце­нивается как одна из черт характера, а именно жертвенность, которой даже гордятся. “Бескорыстный” человек “ничего не хочет для себя”; он “живет только для других” и гордится тем, что не считает себя каким-то важным. Он озадачен тем, что во­преки его бескорыстию он, в сущности, несчастлив и что его взаимоотношения с его близкими не соответствуют его ожида­ниям. Он хотел бы избавиться от всех неприятных симптомов, но не от своего “бескорыстия”. Однако анализ показывает, что его “бескорыстие” не существует независимо от других симпто­мов, не есть нечто отдельное от них, но один из них, и в сущно­сти самый важный; что способность любить и радоваться окру­жающему как бы парализована в человеке; что человек насквозь пропитан ненавистью к жизни и что за внешним бескорыстием скрыт почти неуловимый, но от этого не менее сильный эгоцен­тризм. Такого человека можно вылечить, только если рассмат­ривать его “бескорыстие” тоже как симптом наравне с другими, с тем чтобы можно было сконцентрировать внимание на сфере продуктивности, недостаток или даже отсутствие которой и яв­ляется действительной причиной как его “бескорыстия”, так и других неблагоприятных факторов.

Природа “бескорыстия” становится особенно прозрачной в процессе воздействия на других и особенно, что касается на­шей культуры, в процессе воздействия “бескорыстной” матери на ее ребенка. Она убеждена, что ее “бескорыстие” раскрывает ребенку смысл того, что значит быть любимым и что значит лю­бить самому. Между тем эффект совершенно не соответствует ее ожиданиям. Ребенок вовсе не выглядит счастливым челове­ком, который убежден, что его любят; он проявляет тревогу, находится в напряженном состоянии, боится вызвать недоволь­ство матери и озабочен тем, чтобы жить согласно ее ожидани­ям и надеждам. Как правило, такие дети находятся под давлени­ем материнской скрытой враждебности к жизни, которую они скорее ощущают, чем осознают, и в конце концов сами проника­ются этим чувством враждебности. В общем, результат влия­ния на ребенка “бескорыстной” матери почти не отличается от такового эгоистичной матери; а порою он оказывается даже хуже, поскольку так называемое бескорыстие матери не позво­ляет ребенку отнестись к ней критически, т. е. ребенок не име­ет возможности искренне осуждать ее за что-то и искренне же обнаружить перед ней свое осуждение. Он живет под постоян­ным принуждением не разочаровывать ее; так под маской доб­родетели его приучают не любить жизнь. Если задуматься о влиянии матери, которая по-настоящему любит себя, то нельзя не понять, что нет более благоприятных условий для ребенка — постижения им, что есть любовь, радость и счастье, — чем быть любимым своей матерью, которая любит и себя тоже.