Хрестоматия по психологии

Несмотря на то что Кант питал, безусловно, большее уваже­ние к неприкосновенности личности, чем Кальвин и Лютер, он отрицал за человеком право протестовать даже в условиях наи­более деспотического правления; протест должен караться смертью, если он несет угрозу суверену[22]. Кант видел в природе человека врожденную склонность к злу[23], для подавления кото­рой необходим моральный закон, категорический императив, чтобы человек не превратился в зверя, а общество не вверглось бы в дикий хаос.

В философии эпохи Просвещения стремление человека к соб­ственному счастью находило больший отклик, чем у Канта, — например, у Гельвеция. В современной философии эта тенден­ция наиболее радикальное выражение нашла у Штирнера и Ницше[24]. Но хотя они занимают позицию, противоположную Кальвину и Канту, они тем не менее согласны с ними в том, что любовь к другим и любовь к себе не одно и то же. Любовь к дру­гим они осуждали как слабость и самопожертвование, в проти­вовес чему выдвигали эгоизм и себялюбие — которые они тоже путали между собой, не проводя между ними различия — как добродетель. Так, Штирнер говорил: “Итак, решать должны эго­изм, себялюбие, а не принцип любви, не мотивы любви вроде милосердия, доброты, добродушия или даже справедливости — ибо iustitia тоже феномен любви, продукт любви; любовь знает только жертвенность и требует самопожертвования”[25].

Тот вид любви, который осуждается Штирнером, — это мазохистская зависимость, в которой человек сам себя превращает в средство другого для достижения им своих целей. Порицая эту концепцию любви, он, однако, не смог избежать формули­ровки, которая, будучи весьма спорной, преувеличивает этот момент. Разрабатываемый Штирнером позитивный принцип[26] противополагался им позиции, которой в продолжение столе­тий придерживалась христианская теология и которая была жива и в немецкой идеалистической философии, преобладав­шей в его время, а именно стремлению покорить человека, что­бы он подчинился внешней силе и в ней нашел свою опору. Штирнер не был фигурой, равной Канту или Гегелю, но он обла­дал мужеством радикально противопоставить свою позицию идеалистической философии в той ее части, которая отвергала конкретного индивида в пользу абсолютистского государства, помогая тем самым последнему сохранять деспотическую власть.

Несмотря на многочисленные расхождения между Ницше и Штирнером, их идеи в этом отношении во многом совпадали. Ницше также не принимал любовь и альтруизм, считая их выра­жением слабости и самоотрицания. Согласно Нишце, потреб­ность в любви свойственна рабам, не способным бороться за то, чего они хотят, и потому стремящимся обрести желаемое через любовь. Альтруизм и любовь к человечеству становятся тем са­мым символом-вырождения[27]. Сущность хорошей и здоровой аристократии состоит для Ницше в том, что она готова жертво­вать массами людей ради осуществления собственных интере­сов, не испытывая при этом сознания вины. Общество — это “фундамент и помост, могущий служить подножием некоему виду избранных существ для выполнения их высшей задачи и вообще для высшего бытия”[28]. Можно было бы привести еще немало цитат, в которых запечатлен этот дух презрения и эгоиз­ма. Эти идеи часто интерпретировались как выражение сути ницшевской философии. Однако они никоим образом не пред­ставляют истинного смысла его философии[29].