Дети с аутизмом

Трудности в общении накладывают свой отпечаток на их способность ориентироваться в мире. Даже если дети с аутизмом или с синдромом Аспергера накапливают словарный запас и постигают грамматику с такой же скоростью, как обычные дети, они не используют язык на «ежедневной основе» для постижения социального мира, для наведения мостов между ними и другими людьми. Зачастую речь таких детей ограничена ежедневными задачами и простейшими просьбами, связанными с удовлетворением их потребностей в помощи, в прогулке по парку и в том, чтобы найти ту или другую любимую игрушку и такие предметы, как камни, крышки, закрывающие центральную часть колеса, и географические карты. Если им не хватает слов, они не пользуются невербальными средствами общения в отличие от детей, развитие речи у которых лишь слегка замедлено и которые используют понятные для их родителей жесты. Родителям ребенка-аутиста нередко приходится догадываться о смысле того или иного его поступка. Знакомая картина: ребенок за руку подводит маму к холодильнику, тем самым давая ей понять, что он хочет есть. Стоя у открытого холодильника, мама вынимает одну за другой разные баночки и коробочки, ибо она понятия не имеет о том, чего именно хочет ребенок. Единственная возможность узнать, что было вынуто именно то, что надо, появляется тогда, когда ребенок внезапно перестает плакать и удаляется в гостиную, зажав в руке вожделенное лакомство и даже не взглянув на раздраженную мать, которая никогда не училась читать чужие мысли.

Те дети-аутисты, которые овладели беглой речью, как правило, могут беспрестанно говорить на свои любимые темы: о телевизионных шоу, о спортивных результатах, о характеристиках поездов метро, о громе, о флагах стран мира, об осах и т. п. Их разговоры редко можно назвать беседами в том смысле, что либо в них участвует и слушатель, либо они касаются событий или переживаний, значимых для более широкого социального контекста. Они преимущественно ссылаются на физический мир, и эти ссылки связаны с их непосредственным окружением.

В некоторых случаях дело не столько в том, что дети-аутисты не способны разговаривать, сколько в том, что у них нет мотивации использовать свои навыки вербального общения для социального взаимодействия. Эту мысль прекрасно иллюстрирует история из жизни одного мальчика. Девятнадцатилетний Гэвин был болен тяжелой формой аутизма. Когда он только начал ходить, он говорил несколько слов, но к пяти годам стал совершенно немым и не пользовался речью для общения. Вместо слов он использовал разные невербальные формы общения: тянул родителей за руки, показывал пальцем или просто протестовал. Повзрослев, он стал полностью игнорировать окружающих и весьма независимо ухаживал за собой сам. В подростковом возрасте одним из его любимых занятий стали семейные посещения парка развлечений, в котором было много экзотических и диких животных из Африки. Особенно Гэвину нравилось смотреть на обезьян, которые окружали автомобиль и начинали плясать вокруг него, стоило только машине въехать в парк. В этот субботний день Гэвин сидел на заднем сиденье, а его родители — впереди. И вот они увидели, что к машине приближается огромный жираф, но их отвлекли обезьяны, которые забрались на складной верх автомобиля и весело резвились там. Внезапно с заднего сиденья раздался крик: «Сейчас же уберите его отсюда!» Жираф просунул голову в заднее окно, и Гэвин настолько испугался, что впервые за долгие годы заговорил. В течение четырнадцати лет им не было сказано ни слова, и после этой, насколько могли судить его родители, безупречно построенной и четко произнесенной фразы он тоже молчал. Когда появилась мотивация для того, чтобы заговорить, Гэвин заговорил, однако в нормальных условиях повседневности у него не было достаточных оснований для вербального общения. Мы не знаем, способны ли другие немые дети-аутисты так безупречно говорить при соответствующих обстоятельствах, но нам известно, что в речевой терапии решающую роль играет мотивация.