Сборник статей

Божество говорит красками и символами. Они являются сердцевиной мира ощущений и истины, истины сердца, подспудной реальности сна, которая, словно сеть разноцветных вен, пронизывает все существование. Ибо "реальный мир" -это, всего лишь, жалкая иллюзия, которая навязывает себя трезвому; только пьяные глаза творческого человека могут видеть подлинный мир образов. На одной из картин Шагала имеется девиз, который для него воплощал тайну всей подлинной жизни или познания Бога: "Devenir flamme rouge et chaude" Только пламя, страстная преданность, пробуж­дающая тайную энергию человеческой психики и вызываю­щая ее извержение, может открыть тайну мира и его божес­твенного сердца.

Но все это не должно восприниматься в пантеистическом смысле; это не всемирное заявление о присутствии божест­ва. Как бы произведения Шагала не были близки еврейскому мистицизму и символам, типа hitlahavut (страстная предан­ность) и dveikut (привязанность к божественному), его работу не следует загонять в такие узкие рамки. Глубина и масштаб откровения соответствуют глубине и масштабу психического замысла, который добился этого откровения, перед которым мир, как целое, впервые предстал в качестве творческого секрета. Подобные намерения и бессознательные озарения мы обнаруживаем в современной живописи, современном искусстве вообще и в современном человеке, - повсюду, где он пробирается в самое сердце реальности. Ибо, реакцией современного человечества на механизированные и бездуш­ные силы, как человека, так и машины, на грозящую удушить мир бездушную механизацию, является бунт души и погру­жение вовнутрь.

Вторжение и нисхождение души в еврейскую нацию -событие, которое Шагал провозгласил и которым он был одержим - готовилось долго. Прошли тысячи лет, прежде чем божество смогло спуститься с холодного величественно­го трона всевластного закона, с крутой горы Синай, прежде чем оно смогло пробраться через светящиеся духовные миры каббалистических сфер и трансцендентальных божес­твенных секретов в теплый земной порыв хасидского мистицизма.

Посредством диаспоры, замкнутая еврейская община открылась миру, и это нисхождение в мир, начавшееся с изгнания, в то же самое время, (по крайней мере, такова тайная надежда еврейской судьбы) является восходом новой еврейской психической реальности. Весь этот стран­ный народ, с его соединением нового и старого, примити­визма и четких разграничений, пророческого рвения и земно­го идеала, крайнего материализма и вечной духовности (Шагал является замечательным выражением всех этих черт), задействован в трансформации. Вновь собравшись вместе перед лицом надвигающегося рока, евреи опять бро­сают в почву зерна, накопленные ими за столетия изгнания. Это век вырождения и гниения; первичный мир поднимается на поверхность, ангелы падают; но посреди всего этого рож­дается душа. Но, как и любое рождение, это рождение чело­веческой души происходит inter urinas et faeces (между мочой и осадком) Рушатся высшие ценности, раскачиваются канделябры, ангелы тщет­но дуют в трубы судного дня и бородатые евреи разво­рачивают пергаментные свитки Торы. Мир летит в пропасть, тянет все за собой, и эта катастрофа, это распятие воплоща­ется в море крови, насилия, боли и слез. Крематории концен­трационных лагерей и нагроможденные мировыми войнами горы трупов - вехи на этом катастрофическом и транс­формирующем пути. Ибо, катастрофа -это новое рождение.