В моих работах есть порыв, Меня влекущий к все учащающимся превращеньям.19 Рискуя присовокупить к одной несовершенной формулировке еще одну, я бы хотел закончить мои заметки анализом одного из стихотворений Рильке. Объяснить смысл стихотворения можно только очень приблизительно; но нас может оправдать то, что это стихотворение является уникальным выражением тех отношений, о которых мы сегодня говорили. Стихотворение, о котором идет речь, это двенадцатый сонет из второй части "Сонетов к Орфею": Стремиться к преобразованиям, найти вдохновение в пламени где, полная перемен, вещь ускользает от тебя; дух - источник, который правит всем земным, В движении жизни больше всего любит поворотный момент. То, что достигает долговечности, отвердевает; укрывшись Среди незаметной серости, чувствует ли оно себя в безопасности? Погоди, твердой вещи грозит вещь потверже. Увы - вдали молот уже занесся для удара. Знание дается тому, кто бьет ключом; В восхищении, оно ведет его, показывая ему то, что создавалось в радости И зачастую решение одной задачи лишь порождает новую. Восторг от решенной сложнейшей задачи - Это дитя расставания. И Дафна, преображенная, Чувствуя себя лавром, хочет, чтобы ты превратился в ветер.20 (Известный перевод Г.Ротгауза, не адекватен переводу приводимому Нойманном и не годится для последующего анализа. Поэтому редакция дает свой перевод этого сонета. Для сравнения приведен перевод Г.Ротгауза (Райнер Мария Рильке, Сб. "Новые стихотворения", М. Наука, стр.307)): О, полюби перемену! О, пусть вдохновит тебя пламя, где исчезает предмет и, обновляясь поет... Сам созидающий дух, богатый земными дарами, любит в стремлении жизни лишь роковой поворот. Все, что замедлило бег, навеки становится косным Пусть сокровенно оно, бестревожным себя оно манит. О, погоди: грозящее сменится вновь смертоносным. Горе: невидимый молот гремит! Тех, кто прольется ручьем, с отрадой признает познанье, и оно их ведет, радуясь зримо и явно, в область творенья, начала которой открылись в конце. Каждый счастливый удел -дитя или внук расставанья, так изумившего всех. И превращенная Дафна, ставшая лавром, хочет узнать тебя в новом лице. Один критик написал: "Есть искушение связать это стихотворение со словами Гете о восстанавливающем силы творении".21 Но вторая строфа этого сонета не имеет ничего общего с сущностью Гете, содержащей жизнь и смерть, а основана на апокалиптическом видении; это не формулировка анонимного принципа, а заявление, сделанное от имени Бога, обратившегося к Святому Иоанну на Патмосе: — 109 —
|