Великий канцлер

…про солнечный размах… писали? – Булгаков вновь возвращается к одной из центральных тем романа – к призванию писателя. Лицемерие и фальшь в писательском деле он рассматривал как духовное падение человека, не имеющее оправдания. Наиболее ярко эту мысль Булгаков выразил в образе писателя Пончика-Непобеды (пьеса «Адам и Ева»). Приведём ниже фрагмент из знаменитого монолога Пончика-Непобеды:

«Господи! Господи!.. Прости меня за то, что я сотрудничал в «Безбожнике». Прости, дорогой Господи! Перед людьми я мог бы отпереться, так как подписывался псевдонимом, но тебе не совру – это был именно я! Я сотрудничал в «Безбожнике» по легкомыслию… Матерь Божия, но на колхозы ты не в претензии?.. Ну что особенного? Ну мужики были порознь, ну а теперь будут вместе. Какая разница, Господи? Не пропадут они, окаянные! Воззри, о Господи, на погибающего раба твоего Пончика-Непобеду, спаси его! Я православный, Господи, и дед мой служил в консистории…»

…Иван этого не поймёт. – В следующей рукописной редакции («Князь тьмы»): «Гость сказал, что охотно объяснил бы Ивану сразу и тут же, но не сделает это только потому, что боится потрясти Ивана, а тот, как бы там ни было, психически явно ущербен».

– Я – мастер. – В 1937-1938 годах Булгаков возвращается к теме глав «Гроза и радуга» и «Полночное явление». См. «Приложения», глава «Явление героя» [>>>].

…не успел он дописать свой роман до половины, как… – Далее идёт авторское многоточие. Эту часть текста Булгаков дописал во второй полной редакции (предыдущее примечание).

Настал самый мучительный час шестой. – В последующих редакциях: «Солнце уже снижалось над Лысой Горой…» В публикуемой редакции Булгаков придерживается евангельского повествования.

…громадный щит с надписью на … языке «Разбойники»… – Булгаков не написал, на каком языке. Видимо, ещё размышлял и не пришёл к определённому решению. В следующей редакции: «…ехала повозка, нагруженная тремя дубовыми столбами с перекладинами, верёвками и таблицами с надписями на трёх языках – латинском, греческом и еврейском». То есть Булгаков повторил то, что записано в Евангелиях от Луки (23:38) и от Иоанна (19:20). Однако в последней редакции писатель вновь отошёл от евангельских повествований и изменил текст. Теперь он звучал так: «…ехали в повозке трое осуждённых с белыми досками на шее, на каждой из которых было написано «Разбойник и мятежник» на двух языках – арамейском и греческом».

…и поднял с земли нож. Но он не успел ударить себя. В следующей редакции безумное отчаяние Левия Матвея доведено писателем до крайней точки. Несомненно, на тексте отразилось и нарастающее год от года бессильное отчаяние самого автора. В этой, пока не опубликованной, редакции далее следовало: