|
– Царствую над улицей! – прокричала Маргарита 194, и кто-то выглянул в изумлении из окна четвёртого этажа. Зажав щётку ногами, Маргарита сдирала кожуру с копчёной колбасы и жадно вгрызалась в неё, утоляя давно уже терзавший её голод. Колбаса оказалась неслыханно вкусная. Кроме того, придавало ей ещё большую прелесть сознание того, как легко она досталась Маргарите. Маргарита просто спустилась к тротуару и вынула свёрток с колбасой из рук у какой-то гражданки. Теперь Маргарита медленно плыла на уровне четвёртого этажа в узком, но сравнительно хорошо сохранившемся переулке, причём и по левую и по правую руку у неё были громадные, высокие дома, по левую – старой стройки, по правую – недавно отстроенные. И в тех и в других окна были раскрыты, из многих из них слышалось радио – музыка. Маргарите захотелось пить после колбасы. Она повернулась и мягко высадилась на подоконнике в четвёртом этаже и убедилась, что попала в кухню. Два примуса грозно ревели на громадной плите, заваленной картофельными очистками. Голубовато-зелёное пламя хлестало из них и лизало дно кастрюлек, и казалось, что ещё секунду и примусы лопнут. Две женщины стояли у кастрюль и, отворачивая носы, ложками мешали одна кашу, другая зловонную капусту, ведя между собою беседу. Маргарита прислонила щётку к раме, взяла грязный стакан со столика, сполоснула его над засорённой спитым чаем раковиной и, с наслаждением напившись, прислушалась к тому, что говорили две домохозяйки. – Вы, Пелагея Павловна, – грустно покачивая головой, говорила та, что кашу мешала, – и при старом режиме были стервой, стервой и теперь остались!.. – Свет, свет тушить, тушить надо в клозете за собою! Тушить надо, – отвечала резким голосом Пелагея Павловна, – на выселение на вас подадим! Хулиганьё! – Пельмени воруешь из кастрюль, – бледнея от ненависти, ответила другая, – стерва! – Сама стерва! – ответила та, что якобы воровала пельмени. – Обе вы стервы! – сказала Маргарита звучно. Обе ссорящиеся повернулись на голос и замерли с грязными ложками в руках. Маргарита повернула краники, и сразу оба примуса, зашипев, умолкли. – Ты… ты чужой примус… будешь тушить? – глухим и страшным голосом спросила Пелагея Павловна и вдруг ложкой спихнула кастрюлю соседки с примуса. Пар облаком поднялся над плитой. Та, у которой погибла каша, швырнула ложку на плиту и с урчанием вцепилась в жидкие светлые волосы Пелагеи Павловны, которая немедленно испустила высокий крик «Караул!». Дверь кухни распахнулась, и в кухню вбежал мужчина в ночной сорочке и с болтающимися сзади подтяжками. — 226 —
|