|
– Что ему в избе-то делать, хромому, – сказал целовальник и прибавил, обращаясь к солдату: – допивай, что ли, остачу-то. – Уж и велика же остача!.. – слышалось в толпе. На следующий день, когда мы с Иваном Николаичем собирались ехать в город, на двор вошел солдат и попросился с нами. – Есть слушок, будто в части девчонка-то, – сказал он. – Все надыть поискать… По всей вероятности, он уже успел истратить «остачу» от дома, взятого целовальником, был трезв, грустен, жалел об избе и не знал, что с собой делать… – А пожалуй, что по ярмаркам пойдешь… с девчонкой-то, – говорил он в раздумье дорогой. – Ничего не сделаешь! Мы приехали в город под вечер и прямо отправились в часть. У разрушенного каменного подъезда ветхого и ободранного здания части мы встретили пожарного солдата, который курил трубку и сквозь зубы бурчал: «нельзя!», относя эти слова к нескольким обывателям, стоявшим близ него. – Блаженная? – отнесся он к нам. – Здесь! Надо к частному идти… – Ну будет ломаться-то! – прервал его Иван Николаич: – авось и на пятачок выпьешь! И дал ему пятачок. Солдат снял кепи и произнес: – Дай бог ей, очень она нас выручает, блаженная эта. Вот двое суток, как нашли ее: нет-нет – и попадает безделица… А очень любопытствуют видеть… По приметам блаженная оказалась солдаткиной дочерью. Ее поймали на дороге какие-то мужики и доставили в часть. Рассказывая историю находки, солдат вел нас по темному узкому коридору с ямами в каменном полу и с отвратительным казарменным запахом. – Она у нас в темной сидит… – объяснил солдат. – Многие обижаются, что, например, блаженная, ну начальство… сами знаете… Вот тут! Мы очутились перед маленькой запертой дверью, в которой было прорезано небольшое четвероугольное окно; солдат снял фуражку, просунул туда голову и шопотом сказал: – Машуша, здесь ты?.. Ответа не было, только кто-то завозился в темноте. Солдат повторил вопрос. – Жиды пришли?.. – послышался изможденный и донельзя слабый детский голос. – Я, я, Филипп пришел!.. – говорил солдат робко. – А у меня петух есть… – ответил голос и слабо, как самый маленький петушок, пропел: – «кукурику-у!..» – Тронулась девка-то! – вздохнув, сказал солдат и попросил у пожарного огарочка поглядеть. – Все больше на жидах, – объяснил пожарный, зажигая огарок: – «жиды, говорит, Христа распяли, а петух запел – он и воскрес…» – И воскрес! – ответил из тюрьмы больной и ласковый голос. – И матка… — 127 —
|