|
– Вона как! Некоторое молчание. – Шкальчик! – произносит солдат, выкладывая на стойку пятачок. – Сию минуту-с. – Да в белой посуде чтоб. – Нет-с, это не можем. – Да что ты? Ай нам впервой? Мы, слава богу, учены! – Что же-с, кавалер, нам тоже надыть себе преферанс оказывать. Копеечку набавьте – так; ноне не бог весть какие доходы-те: когда-когда ведро в сутки сбудешь. – Так что ж нам трынка-то важность, что ли? – вломился вдруг в амбицию солдат. – Кто говорит! – Иван Егорыч, оставь! – пищит солдату какой-то люстриновый капот. – Господь с ним. – Постой! Что ты мне: «господь с ним»? Этак «господь с ним» с одним да с другим, так тебе в день шею свернут! – Сделай милость, оставь! – Кавалер, не горячитесь. – Нет, я те во чем угощу! – Ну, это еще надвое!.. Кое-как солдат с бранью удаляется от стойки. – Так это-то ты ромом называешь? – орет опять дачник. – Так точно. – Так ты мерзавец, повторяю я. – Напрасно, вашескородие. – Пятую рюмку пью: вода водой. Дай штоф очищенной. Скоро дачник затихает. За парусинной стеной слышится бубен и шарманка. Какие-то бабы затягивают: Едет милый с по-о-о-оля… Черкескай убор… На нем шапка в три-ии-и-ста… А шинель в пятьсот… В сторонке русый мужичонка в ваточном жилете строчит чуть слышно на балалайке и притопывает пяткой, загнав ногу далеко под стул. Товарищ, значительно подгулявший, подтягивает: Ой, сударыня, разбой, разбой, разбой, Полюбил меня детина удалой… Певец останавливается; балалайка делает соло, и парень начинает опять: Он схватил меня в охапочку, Положил меня на лавочку… – Э-э-х да ниа-а-дна, – затягивает дрожащий, несколько удушливый тенор; скоро какие-то могучие груди подхватывают, и веселье загорается во всей силе. Половые с чайниками в обеих руках снуют туда и сюда; отовсюду несутся песни; иные обнимаются и взасос целуются, а через минуту с кулаками друг к другу лезут… Прыснул дождичек, и во все двери повалил народ: мещане в шляпах, укутанных носовыми платками, мастеровые с закинутыми на головы чуйками. Пережидая дождик, кто-нибудь из забежавших высовывает на воздух руку или голову, посматривает вверх и произносит какое-нибудь суждение. – Энта тучка-то вбок, к Коломне попрет. – Энта-то-с? – Энта к Коломне – верно! – Пошли! пошли! – гнал половой ребятишек, жавшихся у дверей. – Дяденька, мы ноне утресь подсобляли. – Прочь! прочь! — 269 —
|