|
Артамона Ильича усадили в телегу; рядом с ним сел Хрипушин. На перекрестке медик и пациент перекрестились, пожелали себе успеха и повернули за угол… Вослед им долго смотрела из окна Авдотья Карповна… Выехав в поле, Хрипушин почувствовал, что ему совестно перед Артамоном Ильичом, лицо которого ясно показывало, что он ни на волос не верит волхвованиям старух и Хрипушина, а едет лечиться единственно из угождения семье. Долго между обоими ими тянулось самое мучительное молчание. Артамон Ильич заговорил первый. – Это ты лечить меня, Алексеич, собираешься? – сказал он с горькой улыбкой. – Да надо бы, Артамон Ильич, – смешавшись, заговорил Хрипушин… – Надо бы вам… того… попользовать вас… – Э-э, голубчик! – перебил пациент. – Друг! – присовокупил он, касаясь плеча извозчика. – Повороти-ка ты лучше всего налево… Вон туда!.. Слева от дороги торчал кабак. Возница стал поворачивать. Хрипушин безмолвствовал. Артамон Ильич проснулся в траве около кабака на другой день ввечеру. Хрипушин, успевший во время припадка своего пациента дать несколько благих советов целовальничихе и ее старухе-свекрови, стал торопить его домой. Ему нужно было доставить Артамона Ильича трезвым. Скоро они собрались и поехали. – Хоть по крайности, ежели уж излечить вас нельзя, – въезжая в Томилинскую улицу, говорил Хрипушин, – по крайности фигуру-то свою хоть на минуту соблюдите. – Фигуру-то я… я соблюду! – согласился пациент. После общих надежд на благополучие, надежд, особенно ревностно подтверждаемых самим Артамоном Ильичом, на столе в горнице закипел самовар, и Авдотья Карповна вступила с Хрипушиным в самый дружеский разговор. Артамон Ильич вышел пройтись в сад. Здесь он прилег на скамейке в беседке и долго-долго рыдал. В соседнем саду слышался веселый смех, и скоро в беседке, отделенной от Артамона Ильича забором, послышалось бряканье чашек, шипение самовара и, наконец, разговоры. – Чем же мне угощать вас, господа? – говорил сосед Иванов, оказавший вчера Артамону Ильичу помощь на улице. – Что за угощение! – отвечали любезно гости, и один из них тотчас же прибавил, понизив голос: – Соседки у вас, Семен Семеныч, – вот это разве… – А, понравились? Хотите, посватаю?.. – Неужели же возможно? – Это уж наше дело!.. Хотите?.. – Брюнетка особенно недурна… Вот бы… – Э-э-э! – перебил хозяин, – вот вы куда! Олимпиаду! Нет-с, уж на этот счет – извините! Эту я для себя берегу. — 108 —
|