XVIПрошло дня три. Меня подмывало пойти к Ратчам; мне сдавалось, что в их доме я должен был найти разгадку всего, что меня занимало, что я понять не мог… Но мне пришлось бы опять встретиться с ветераном… Эта мысль меня удерживала. Вот в один ненастный вечер – на дворе злилась и выла февральская вьюга, сухой снег по временам стучал в окна, как брошенный сильною рукою крупный песок, – я сидел в моей комнатке и пытался читать книгу. Мой слуга вошел и не без некоторой таинственности доложил, что какая-то дама желает меня видеть. Я удивился… Дамы меня не посещали, особенно в такую позднюю пору; однако велел просить. Дверь отворилась, и быстрыми шагами вошла женщина, вся закутанная в легкий летний плащ и желтую шаль. Порывистым движением сбросила она с себя эту шаль и этот плащ, занесенные снегом, и я увидел пред собой Сусанну. Я до того изумился, что слова не промолвил, а она приблизилась к окну и, прислонившись к стене плечом, осталась не подвижною; только грудь судорожно поднималась и глаза блуждали, и с легким оханьем вырывалось дыхание из помертвелых губ. Я понял, что не простая беда привела ее ко мне; я понял, несмотря на свое легкомыслие и молодость, что в этот миг предо мной завершалась судьба целой жизни – горькая и тяжелая судьба. – Сусанна Ивановна, – начал я, – каким образом… Она внезапно схватила мою руку своими застывшими пальцами, но голос изменил ей. Она вздохнула прерывисто и потупилась. Тяжелые космы черных волос упали ей на лицо… Снежная пыль еще не сошла с них. – Пожалуйста, успокойтесь, сядьте, – заговорил я опять, – вот тут, на диване. Что такое случилось? Сядьте, прошу вас. – Нет, – промолвила она чуть слышно и опустилась на подоконник. – Мне здесь хорошо… Оставьте… Вы не могли ожидать… Но если б вы знали… если б я могла… если б… Она хотела переломить себя, но с потрясающею силой хлынули из глаз ее слезы – и рыдания, поспешные, жадные рыдания огласили комнату. Сердце во мне перевернулось… Я потерялся. Я видел Сусанну всего два раза; я догадывался, что нелегко ей было жить на свете, но я считал ее за девушку гордую, с твердым характером, и вдруг эти неудержимые, отчаянные слезы… Господи! Да так плачут только перед смертью! Я стоял сам, как к смерти приговоренный. – Извините меня, – промолвила она наконец, несколько раз, почти со злобой, утирая один глаз за другим. – Это сейчас пройдет. Я к вам пришла… – Она еще всхлипывала, но уже без слез. – Я пришла… Вы ведь знаете, Александр Давыдыч уехал? — 51 —
|